– А по поводу неудачи… Я знаю: для того, чтобы магия исполнила просьбу, нужно отдать нечто, соизмеримое по ценности. Те, у кого не вышло, просто-напросто продешевили, – он сузил глаза, на скулах напряглись желваки. – Я же собираюсь заплатить достаточную цену. И с вами тоже расплачусь в полной мере. Просто назовите свои условия, торговаться не стану. Я прошу вас, госпожа Соммер. Умоляю. Отведите меня туда.
Мы говорили еще долго. Я пыталась объяснить, насколько капризна и опасна Та Сторона и как призрачен шанс на чудо. Он отвечал, что другой надежды не осталось. Я пыталась тянуть время, предлагая пожить здесь немного и осмотреться. Он возразил, что времени у него не осталось, и дорог буквально каждый час.
И тут я совершенно растерялась. Фрида выглядела здоровой физически, а душевный недуг был у нее с детства. Тогда откуда такая срочность?
– Потому что проблема вовсе не у нее, – признался он нехотя и поспешно добавил: – Это все, что вам следует знать.
– На таких условиях на Ту Сторону не водят. Никто не согласится идти с попутчиком, не зная о его намерениях всего, вплоть до мелочей. И дело не в деньгах, подобная легкомысленность может стоить жизни. – Я отпила вина и посмотрела на него строго. – Либо вы откровенно рассказываете обо всем, либо этот разговор окончен.
Долгие несколько минут он смотрел на меня тяжелым взглядом, потом понял, что выхода нет, и поведал о своей беде. Несчастную Фриду никто не собирался исцелять. Она и была жертвой, предназначенной Той Стороне, и даже не имела возможности осознать это.
Всего у четы Йессенов было две дочери. Фрида, младшая, родилась больной, забрав здоровье своей матери и лишив ее возможности иметь детей в будущем. Зато старшая словно получила дары природы за двоих. Девушка выросла красивой, умной, с живым покладистым характером, и родители души в ней не чаяли, баловали и нежили, не отказывая ни в малейшей прихоти.
Ее ждало прекрасное будущее: удачное замужество, выходы в свет, роскошь и все, чего только могла пожелать девица ее возраста. Но несчастный случай на охоте перечеркнул все. Сестра Фриды лежала разбитая, с переломанной спиной, неспособная шевельнуть и пальцем, и каждый ее день мог стать последним.
– Я выписал лучших врачей, – закончил свой рассказ губернатор, – Но все они лишь руками разводят. Спасти ее способно только чудо, но если будем медлить, то все окажется бесполезным.
– То есть вы хотите сказать, что приехали выменять одну дочь на другую? Готовы рисковать девочкой, даже точно не зная, получится ли? – я невольно отодвинулась в угол своего кресла. – И думаете, будто я стану вам в этом помогать?
– Вы не хуже меня знаете, что никто не попадает сюда просто так, – ледяным тоном ответил он. – Поверьте, я иду на этот шаг осознанно, сообразуясь с доводами рассудка, а не с эмоциями. Вам жаль Фриду? Так знайте же, ваши чувства не стоят и десятой доли того, что испытываю я. Вы не вправе судить. Никто не вправе.
– Но я вправе отказать вам! – взвилась я. – Это совершеннейшее безумие!
– Идите к себе, Уна, – велел губернатор, немного смягчившись. – Идите и подумайте хорошенько. Я дам вам срок до завтрашнего дня, и советую принимать решение на холодную голову. Фрида… у нее нет ни единого шанса на нормальную жизнь. Никогда не будет. Вы должны учесть это.
Я бросилась вон, даже не простившись. Было противно находиться с этим человеком, нет, с этим чудовищем в одной комнате. Боковым ходом прокралась в свой кабинет, чтобы не встретить никого по дороге, и заперла дверь.
Сидя за столом, я перебирала какие-то счета, не в силах сосредоточить на них внимания. Перед внутренним взором против воли появлялось хорошенькое личико Фриды с пустыми, как у куклы, глазами. Безмятежное выражение его сменялось на тревожную гримасу, и она кричала, как тогда, за обедом…
Человек, которого я водила на вершину Аскестена последним, тоже кричал. Срывая голос, держась за голову с такой силой, будто та лопнет, если разжать руки. Потом бросился бежать, пока не достиг обрыва и не спрыгнул вниз. Гора не приняла его подарка. Больше я туда не поднималась.
Но все же… В чем-то господин Йессен прав. Они смогли добраться до Сёлванда, значит, должны быть здесь. Это закон, негласное правило, о котором, тем не менее, знал каждый из нас. Но значило ли это, что я обязана ему помогать?
Я в бессилии закрыла лицо руками. Как же сейчас не хватало совета кого-то, кто мудрее и опытнее меня!
– Мама, как жаль, что ты далеко, – проговорила я, глядя на ее фото. – Кажется, за все минувшие годы я так и не научилась справляться сама.
Утром следующего дня я встретилась с господином Йессеном, чтобы отказать в его просьбе. Настраиваясь на то, что он вновь начнет спорить, уговаривать, умолять, я была, возможно, чересчур резка с ним. Но губернатор словно и не заметил этого. Впрочем, просить еще раз тоже не стал; я догадалась – ему и вчерашние мольбы дались тяжело, ведь он привык приказывать.