– Нет, якобы сами еле ноги унесли! – сделав круглые глаза, ответил Бо и добавил жалобно: – Позовите госпожу Халль, пожалуйста, она мне давала полкроны. Надо обязательно ей доложить!
– Госпожа Халль уехала, – сообщила я, присаживаясь обратно в кресло. – Можешь считать, что свои деньги ты заработал. Расскажи-ка мне все, что знаешь, и я добавлю еще.
Радость от ожидаемой награды мелькнула на его лице и пропала, уступив место сожалению. Очевидно, сорванец был тайком влюблен в актрису, как и многие мальчишки в городе, да и не только мальчишки. Почесав затылок, он скороговоркой доложил, что вся троица вернулась совсем недавно, и перед тем, как отправиться к градоначальнику, завернула в ресторан к его хозяину промочить горло.
– У Альберта Лунна рука на перевязи, то ли сломал, то ли ранили, а молодой Квист весь трясется, зубы о кружку с пивом стучат, – с видимым удовольствием тараторил Бо. – А господин Кнудсен молодцом, только злой как пес цепной. Что хозяин не спроси – отмахивается, заладил – дело дрянь да дело дрянь, нет бы хоть намекнул, что за дело-то.
– Про Фриду говорили что-нибудь? – спросил Евгений.
– Альберт сказал, дескать, сгинула без следа, и эти поиски с самого начала были дурной затеей. Да вы сами их спросите, только теперича они к его превосходительству пошли. А потом в кабаке засядут. Может, господина Кнудсена жена не пустит, а те двое точно.
Евгений порылся в кармане, нашел горсть монет и спустился с крыльца, чтобы отдать их мальчику. Тот замотал головой, не взял, даже руки за спиной спрятал, словно деньги могли вручить силой.
– Не надо, можно я лучше что-то попрошу?
– Ну попроси, – улыбнулся Евгений.
– Вы ведь карточки делаете? – уточнил Бо, и, получив подтверждение, приблизился к собеседнику и что-то ему прошептал.
– Ладно, договорились, – ответил Евгений, сдерживая смех. – Завтра после полудня приходи, будет готово.
Сверкнув счастливой улыбкой, Бо отвесил поклон, развернулся и бросился бежать во всю прыть, будто за ним кто-то гнался. Евгений с улыбкой посмотрел ему вслед.
– Ну и что же он у тебя попросил? – поинтересовалась я.
– Фотокарточку Ханны, – со смехом признался он. – Представляешь? Малец-то не промах!
– Полагаю, она была бы не против, даже с удовольствием снялась вместе с ним на память, – сказав это, я встала. – Надо идти, узнать, какие вести принесли с Той Стороны.
– Только не говори, что собираешься расспрашивать их в трактире! – воскликнул Евгений. Я взглянула с удивлением, и он пояснил: – Что-то мне подсказывает, что там не место порядочной девушке. К тому же они наверняка напьются. Не лучше ли мне сходить и во всем разобраться?
– Спасибо, но я не уверена, что они захотят с тобой это обсуждать. Местные не любят посвящать в свои секреты… – я замялась. – Меня они хорошо знают, больше шансов, что смогу кого-нибудь разговорить.
Он покачал головой и взглянул на меня с укором. Я понимала, ему неприятно, что его считают чужаком, но для того, чтобы стать своим, одного решения поселиться в Сёлванде недостаточно. Горожане будут присматриваться, судачить обо всех его поступках, оценивать, а то и нарочно провоцировать, проверяя на прочность. Много лет пройдет, прежде чем они свыкнутся, что он такой же житель Сёлванда, и то не ясно, начнут ли считать ровней.
Таковы реалии любого маленького обособленного городка, где жизнь многих поколений каждого семейства проходит у всех на виду. А если учесть, куда именно Евгений поступил на службу…
– Я для них чужой и прекрасно понимаю это, – произнес он мягко. – Но раз мне предстоит прожить здесь до конца своих дней, нужно ведь когда-то начинать приучать всех к этому. И потом, я же по долгу службы обязан узнавать обо всех происшествиях, не забыла?
Прежде чем я успела возразить, он приблизился, на миг привлек меня к себе и поцеловал в висок. Пообещал не задерживаться надолго, надел шляпу и отбыл, попросив отложить разговор на вечер.
Я не стала возражать. В конце концов, он прав – это его жизнь, и налаживать отношения с новыми соседями придется самостоятельно. Пора бы перестать его опекать, пусть мне иногда хотелось это делать.
Оставшись одна, я решила заняться счетами и вообще делами гостиницы, которые забросила едва не на неделю. Но прежде, чем я вернулась в дом, на веранду вышла Лилианн. Выглядела она взволнованной, но смущалась, будто не знала, как начать разговор.
– Если у вас ко мне какое-то дело, не бойтесь, говорите прямо, – сказала я.
Она кивнула и, пряча глаза, поведала, что до слуг дошли слухи о предстоящей изоляции Сёлванда. Выходило, наша гостиница остается без постояльцев, а они – без работы. Со вчерашнего вечера в их комнатах не смолкали разговоры об этом.
– Вы правы, такой вопрос стоит обсудить немедленно, – согласилась я. – Пусть все соберутся в холле, прямо сейчас, чтобы каждый лично мог меня услышать.
Они собрались через несколько минут и встретили меня напряженным молчанием. Все, кто много лет проработал здесь, кроме тех горничной и официантки, которые сегодня были выходные. Они стояли и ждали, глядя на меня с надеждой.