Когда деньги говорят. История монет и нумизматики от древности до поп-культуры

Тоунман создал увлекательное описание старого, покрытого шрамами македонского пехотинца, к тому же пьяницы и развратника, однако эта выдуманная биография может вообще не иметь ничего общего с IGCH 1395. Настоящего владельца сокровища с легкостью можно представить как в виде здорового молодого фригийского зодчего, так и в образе скупого и чопорного старого писидийского купца. Когда дело доходит до такого клада, как этот — не зарегистрированного полностью и лишь косвенно реконструированного, то и речи не может быть о каких-либо сведениях из жизни его владельца — будь то его возраст, профессия, этническая принадлежность, место жительства, здоровье, сексуальная активность или отношение к алкоголю. Этот, возможно некогда существовавший клад, будучи плохо задокументированным в наше время, превратился в литературный клад, так что его история стала почти столь же поучительной, как история клада из «Сайлес Марнера».

Нарративный импульс в современных исследованиях кладов — это прискорбное наследие, доставшееся от антиквариев, стремившихся угадывать личности по монетным портретам. Обратите внимание на мощное выражение, придаваемое личности возможного владельца того, что могло быть кладом, найденным вероятно недалеко от Синан-паши. Точно так же все, думающие о пиратских сокровищах, воображают, что они принадлежат некому прохвосту, будь то Капитан Кидд[688]

или Джек Воробей. Да, действительно, монеты рассказывают сказки, но гораздо лучше они охраняют секреты тех, кто спрятал их, оказав тем самым им большую услугу.

Раскапывая совокупные данные

Предыдущее повествование показывает, что клады лучше служат истории в своей совокупности, нежели по отдельности. В качестве примера вернемся к ужасам, пережитым в Геркулануме в ночь извержения Везувия, произошедшего в 79 году (см. седьмую главу). Сотни мужчин, женщин и детей укрылись в ненадежных эллингах, расположенных вдоль берега, в ожидании так и не прибывших спасателей (рис. 8.4). Одной из них была тридцатисемилетняя женщина с артрозом и больными зубами. Она держала при себе три монеты, когда первая пирокластическая волна испепелила всех, находившихся в Эллинге 10. В таких — надо сказать, совершенно особых обстоятельствах, — ответы на вопросы «что, где, когда и почему» относительно ее клада не представляют проблемы, а ее останки открывают нам некоторые факты о том, кем она была[689]

. Но как далеко может завести нас лишь только один клад ее монет? Является ли количество монет в ее кладе беспристрастным отражением того числа монет, что было с собой в ту ночь у каждой обреченной души? Очевидно, что нет. Одиночный клад никогда не является достаточным в нумизматике: чем больше кладов, тем лучше для проведения надежного статистического анализа[690].

Рис. 8.4. Останки скелетов жертв в эллинге Геркуланума. Источник: Алексей Лебедев/Shutterstock.com.

Давайте обратимся к числам. Всего в Эллинге 10 археологи обнаружили тела сорок одного человека[691]. Среди них было шестеро детей, восемь подростков и двадцать семь взрослых. Средний возраст всей группы был двадцать восемь лет, самый младший из них только что родился, а самому старшему было всего тридцать девять. Среди женщин самой старшей была женщина с плохими зубами. У большинства из этих жертв — даже у взрослых — вообще не было с собой денег. Лишь у девяти погибших (пятерых мужчин и четырех женщин) были монеты:

Как видно, женщины имели с собой больше богатств, чем мужчины, однако ни у кого из этих людей вообще не было золотых монет. Женщина с плохими зубами (№ 9) не особенно выделялась на фоне остальных людей этой группы, но она была финансово более обеспечена, чем не имевшие ни одной монеты двадцать шесть подростков и взрослых, умерших вместе с ней. И все же, она имела при себе лишь небольшую часть от тех денег, что были найдены у вооруженного мужчины, погибшего на пляже. Но и его сбережения, в свою очередь, не сравнятся с накоплениями женщины из Дома золотого браслета в Помпеях (см. седьмую главу). Такие несоответствия сразу бросаются в глаза.