Когда дружба провожала меня домой

Стоял один из тех чудесных октябрьских дней, когда дующий на пляже ветер вздымал в океане пенистые волны, а в небе парили воздушные змеи. Галлее очень хотелось на них посмотреть.

Миссис Сальвадор взглянула на градусник и нахмурилась.

– Галлея, пожалуйста, не надо, – сказала мама. – Я не хочу быть злодейкой.

– Так не будь ею.

– Если ты сегодня выйдешь на улицу, этот день может оказаться для тебя последним.

– Ну и что? Почему ты так психуешь из-за каждой мелочи?

– Знаешь что? Мне надоело твое отвратительное поведение. Иди в свою комнату и сиди там, пока не вспомнишь, как нужно разговаривать с матерью.

– Вот и отлично.

Она вскочила и умчалась к себе, со всей силы хлопнув дверью. Из комнаты до нас доносились ее рыдания и крики: «Ненавижу тебя». Тут и миссис Лоренц расплакалась.

– Ну всё, всё, – проговорила миссис Сальвадор. – Постарайтесь глубже дышать.

– Бен? – раздался голос Галлеи из-за двери. – Бен!

Я вошел в комнату. Она сидела на кровати, отвернувшись лицом к стене. Флип тащил к ней мягкую игрушку. Она протянула мне руку:

– Обещай мне, что выведешь меня на улицу в последний раз.

– Обещаю.

– Да, наличие рака не избавляет меня от дурацкого поведения временами. Скажи маме, что я чувствую себя полной идиоткой.

55. Ух ты!

В третью среду октября день выдался теплым. Миссис Лоренц хотела отвезти дочь в библиотеку на машине, но та решила прогуляться. Меркуриус поддержал ее и сказал, что они будут ждать нас там. Я на всякий случай взял с собой кресло-каталку. Галлея прошла всего пару кварталов пешком, а после была вынуждена сесть в него. Настроение у нее было прекрасное, ей не терпелось увидеться с Брайаном. Его учительница писала по почте, что Брайн читает уже почти на должном уровне.

Перед уходом миссис Лоренц и миссис Сальвадор закутали Галлею во все ее безумные цветастые шарфы, которые она сразу же раздала детишкам. Брайан почитал ей с Флипом книгу, а потом, как и обещал, позволил себя обнять и поцеловать в щеку. Да и вообще все дети вели себя отлично, стараясь ничем ее не расстраивать. Зная о том, что она умирает, они все равно прощались с ней так, будто увидятся на следующей неделе. И они искренне в это верили. Как бы мне хотелось быть таким же, как они.

После занятия ей захотелось погулять со мной и Флипом по набережной. Она попросила меня как можно быстрее разогнать кресло-каталку:

– Давай, Коффин! Поднажми! Быстрее. Да, вот так. Вперед!

Солнце клонилось к закату, мы сидели в ее комнате. Доделывали модель Луна-парка. Точнее, доделывал я, а она смотрела. Я как раз пытался соединить гирляндой вершину Золотой башни и одну из звезд, которую Меркуриус привесил на потолок. Флип посапывал у нее на коленях.

– Готов к последней главе «Магической коробки»? – спросила она.

Я с ужасом ждал, когда она сама заговорит о ней, потому что не хотел, чтобы история заканчивалась.

– Готов, – ответил я.

– И вот Тесс говорит: «Бен, ты спас Мундум Нострум. Ты и Флип. Вы принесли магию. В ней заключено лекарство от всех болезней, способное излечить грусть Рэйберна и подарить мир народу Мундума Нострума. Они вспомнят, что все едины, они – братья и сестры, друзья навек. А теперь узри то самое большое богатство». Тесс протягивает ему коробку. Он открывает ее и заглядывает внутрь. «Это оно?» – спрашивает он. «Да, и оно значит всё», – отвечает Тесс.

– И?

– И все, – сказала Галлея. – Конец истории.

– Ну уж нет. Ты заставила нас с Флипом проделать такой путь до Мундума Нострума, поэтому скажешь, что же в этой коробке.

– Коффин, ты серьезно? Ты так до сих пор ничего и не понял? Кстати, если ты когда-нибудь собирался меня поцеловать, то стоит поторопиться. Например, сейчас самое подходящее время.

– Отличный способ отвлечь меня и не рассказывать, что же спрятано внутри этой дурацкой коробки. Тем более что ты сама говорила: нет ничего лучше друзей.

– Забудь все, о чем я говорила.

Тогда я наклонился к ней и поцеловал. В ее губах – сначала потрескавшихся, а затем ставших влажными – я чувствовал пульсацию. Они оказались именно такими, как я себе представлял, – искрящимися. Все это время Флип посапывал возле нас в позе перевернутой белки-летяги.

– Ух ты, – прошептал я.

– Да, ух ты. Нас колотит как припадочных.

– У меня до сих пор стучат зубы.

– У тебя это первый поцелуй? – спросила она.

– Да, а у тебя?

– Третий. Ха. Повезло мне.

– Я сделал все правильно? – спросил я. – Наш поцелуй был не так ужасен по сравнению с двумя предыдущими?

– Поцелуй меня еще раз, и я отвечу.

– Галлея?

– Бен?

– Я безумно тебя люблю.

– И я безумно.

Утром я проснулся от лая Флипа. Потом криков Галлеи и миссис Лоренц. Пока Меркуриус набирал 911, я едва его слышал, хотя стоял рядом. Свернувшись калачиком, Галлея бормотала:

– Мне холодно, но все горит. Спина, посередине. Как будто меня кто-то бьет.

Приехала «скорая помощь», девочку уложили на носилки.

– Моя шапочка, – проговорила она. – Моя радужная шапочка. Дайте мне ее.