И Богдана в своем сне бросилась прочь. Просто бежала, бежала, бежала по пыльному проселку. И вдруг кто-то за руку хватает. Едва не упала, когда увидела: Мирон. Но не тот, из казино – с животиком и залысинками, а молодой, из девяностых годов. Он всегда относился к ней по-особому. Не считал
Богдана особо не задумывалась: чего хотел Мирон, когда предлагал в девяносто третьем из Италии вместе уехать? Поматросить? Или жениться?
И сейчас не понимала, зачем она ему? Постаревшая, подурневшая, не успешная? Но в свой терем-то позвал. И она знала: это не сон.
…Когда открыла глаза, за окном золотилось утро. По стенам одноместной палаты плясали солнечные зайцы. Напротив кровати висел плазменный телевизор. На столике рядом топорщились алые розы.
Голова болела, но не изматывающе.
Она начала осторожно спускать ноги с кровати. Перед глазами сразу все закружилось, а в палату влетела хорошенькая сестричка:
– Богданочка Михайловна, даже не смейте! Вам вставать вообще нельзя! Чем помочь? Судно? Водички? Покушать? Все принесу.
– А сейчас во всех больницах так? – усмехнулась пациентка.
Сестричка смутилась:
– Медпомощь всем одинаковая. А в плане сервиса – вы у нас на особом положении.
– И кто же его обеспечил?
– Я думала… он ваш муж. Или МЧ. Такой представительный.
Значит, точно не приснилось. В эту секунду вошел Мирон, и Богдана сразу расцвела.
Медсестричка взглянула понимающе, поспешила покинуть палату. А пациентка мгновенно забыла, что действительно хотела в туалет, пить и есть.
Последние горькие годы давно отучили кокетничать, но сейчас с языка само слетело:
– У тебя правда есть терем?
В его глазах промелькнуло недоумение, и она сразу сжалась. Все-таки приснилось.
Но Мирон улыбнулся:
– Есть. Его так и в поселке нашем называют – терем-теремок. Все советовали кирпич, а я деревянный построил. И наличники на окнах – как в русской избе.
В гости Богдана решила не напрашиваться. И вообще смутилась:
– Спасибо тебе.
– За что?
– Засранцу врезал. Меня навещаешь.
– И тебе спасибо, – ответил в тон.
– А мне за что?
– За каре королей. Когда ты успела стать шулером?
– На шулера нужно учиться долгие годы. А я просто фартовый дилер, – усмехнулась она.
– Тебе нравится работать в казино?
Богдана коснулась своей перевязанной головы, пробормотала:
– В данный момент не очень.
– Если я тебя попрошу – уйдешь?
Вот начальник нашелся! Он и в девяностых пытался направлять ее жизнь. Убеждал: не наниматься в ту богатую семью, к Марио и Пирине. На север Италии не уезжать.
Тогда Богдана не вняла его совету. Но мальчишек никто и не слушает. Иное дело – нынешний успешный мужчина.
Мирон ее своими скромными ставками обмануть не смог. Сразу видно: человек преуспевает. Да и не женат, похоже.
А у нее ситуация, наоборот, куда хуже, чем тогда, двенадцать лет назад. Образования, денег, статуса – как не было, так и нет. Еще и товарный вид потерян – не восемнадцать, а тридцать. Располнела. Выпивать стала.
Интересно, что Мирон предложит? Денег просто так? Работу секретаршей? Или в любовницы позовет?
Она опустила глаза и робко спросила:
– Почему ты возишься со мной?
Он усмехнулся:
– Потому что однажды упустил.
О, это обнадеживает!
– Зачем я тебе? За душой ни гроша – только вес лишний. И в жизни ничего не добилась.
– Грошей у меня хватит. А ты… ты необычная. Яркая. Не такая, как все. – И вдруг попросил – Спой мне что-нибудь.
Ох, где вы, суматошные девяностые?! Тогда она дурака валяла, под Высоцкого нарочно хрипела:
Но сейчас вдруг вырвалось грустное:
Дальше следовало нецензурное слово, но его Богдана тоже пропела – только шепотом, – и спросила:
– Продолжать?
– Не надо. – Он добавил тихо: – Я ведь специально в казино пришел. Тебя искал.
– Я поняла. – Она склонила голову, а потом решительно сказала: – Мирон, я такой дурной была. Все выбрала неправильно: страну, мужчину, как жизнь свою построить.
– Так не поздно еще поменять! Я не случайно про терем сказал. Приезжай.
– Но мне мало терема. – Увидев в его глазах испуг, Богдана поспешно добавила: – Нет-нет, жемчугов не нужно. И штампа в паспорте тоже. – На глазах, сами собою, выступили слезы: – Я дочь свою хочу вернуть.
Мирон опустил голову:
– Боюсь, тут помочь не могу. Я навел справки. Вернуться в Италию тебе не позволят. Сильву – из страны не выпустят. Единственный выход – ждать, пока девочке четырнадцать исполнится и она сможет решать сама.
– Это еще четыре года, – горько вздохнула Богдана. – Забудет меня совсем.
– А ты не сдавайся. Звони, пиши.
– Все равно чужой станет.
Он посмотрел внимательно:
– Богдана. А ты – в принципе – хочешь еще детей?
Она не задумалась:
– Конечно, хочу. Только не от такой скотины, как Игнацио.
Мирон усмехнулся:
– Тогда я могу предложить тебе сделку.