Когда падают яблоки

Она поставила свечку, всмотрелась в огонь. Валя хотела помолиться за упокой души матери и бабушки, но слова становились поперек горла. Валя склонила голову перед иконой. Конечно, она знала, что они умерли. Но сейчас девушка так ясно чувствовала их присутствие рядом, казалось, стоит лишь повернуть голову, и за правым плечом она увидит родные любимые лица. В голову прокралась трусливая мыслишка, что если она будет молиться за упокой их душ, то они ее оставят и улетят далеко–далеко в самый светлый мир, и тогда она почувствует себя еще более одинокой…

Валя шагнула назад и наткнулась на бабульку.

– Простите, пожалуйста, – попросила она.

– Ничего, милая, ничего. Специально к Варварушке приехала? Я тебя раньше в нашей церкви не видела. Прознала, что чудотворная икона?

– Чудотворная? – переспросила Валя.

– А как же! – гордо подбоченилась бабулька, поправив ярко–синий платок. – Видела на ступенях женщину?

Валя кивнула.

– Беженка. Прибилась к нам после землетрясения. Волком выла под иконой, аж жуть брала. А потом оправилась, сидит тихонечко, крестится, а дите ее рядом бегает, хотя говорили, то ли потерялся, то ли при смерти, то ли вообще помер.

Валя поежилась и отодвинулась от словоохотливой бабки. Ей всегда коробило от любителей посмаковать чужие беды. Та почувствовала перемену и, окинув девушку неодобрительным взглядом, процедила сквозь зубы.

– Могла бы и юбку в церковь нацепить, а то явилась в штанах як мужик, – отвернувшись, бабка гордо прошествовала к алтарю и принялась размашисто креститься.

Валя повернулась к чудотворной иконе. Если Варвара помогла одному ребенку, то, может, смилостивится и над Динкой. Девушка не знала молитв, она мысленно разговаривала с женщиной на иконе, рассказывала ей про Павла, Любу, Динку, просила совета, как у близкой знакомой, глядя на огонь свечей. И когда она подняла глаза к иконе, ей показалось, что губы Варвары дрогнули в улыбке. Валя моргнула и вдруг вспомнила о времени – она же на работу опаздывает!

Выйдя из церкви, она направилась к калитке. Но дорогу ей перегородил чумазый мальчуган в черной шапке.

– Тетенька, подайте Христа ради, – картаво затянул он заунывным голосом, так не подходящим к живым блестящим глазкам. Валя нашарила в сумке купюру и вложила в протянутую ладошку, как вдруг сзади подлетела та самая женщина с пустыми глазами, обхватила мальчишку и потащила прочь от девушки.

– Не ходи! Чужая! Не отдам! – разобрала Валя. Женщина обернулась, и девушка поразилась, каким фанатичным огнем горели ее глаза.

Остаток пути на работу она размышляла о пугающей женщине. Она явно повредилась рассудком. Может, из–за землетрясения, а скорее из–за того, что чуть не лишилась родного ребенка. Мальчик выглядел вполне здоровым, только уж больно маленьким. Павел тоже был в полушаге от помешательства. Он нашел лазейку, повредив себе руку и тем самым сохранив рассудок.

***

Мама долго ходила перед церковной оградой, собираясь с духом. Валя сидела на траве, неотрывно глядя на блестящие купола, пока глаза не заслезились.

– Пойдем, – решительно сказала мать. Она одернула юбку, поправила на голове платок, скрывающий смоляные кудри, схватила Валю за руку, так что та ойкнула от боли.

На пороге церкви Мария остановилась, поклонилась три раза чуть не до пола, каждый раз размашисто крестясь. Валя повторила за ней движения, с любопытством глядя по сторонам. Она впервые пришла в церковь. Невысокие стены деревенской церквушки были выкрашены в голубой цвет и расписаны замысловатыми узорами местными умельцами, с потолка глядели пухлые ангелы, кругом горели свечи, и пламя отражалось в глазах людей, наполняя их жизнью. Девочка почувствовала себя внутри нарядной шкатулки. Она подставила руку под столп света, льющийся из узкого оконца, пошевелила пальцами, пугая солнечные пылинки.

– Подожди меня здесь, – сказала мать. Она оставила дочь и пошла вперед, встав в конец очереди. Валя сдвинулась чуть в сторону, чтобы видеть происходящее. Люди подходили к священнику, склонялись в поклоне, прятали головы под черной рясой, что-то говорили. Потом он клал руки на их головы, крестил, давал поцеловать крест, и люди отходили в другую очередь, а их лица были словно умытые родниковой водой.

Когда подошла очередь матери, та замялась. Священник ободряюще улыбнулся в черную курчавую бороду. Валя видела, как мамина голова скрылась под рясой, а потом поняла, что-то не так. Лицо священника, расслабленное и безмятежное, готовое к всепрощению, изменилось, он сдернул рясу с маминой головы, зацепив платок, черные кудри рассыпались по плечам. Мама шагнула к нему, молитвенно сложив руки на груди, но священник шарахнулся от нее, как лошадь от волка. Люди, привлеченные необычным происшествием, стали перешептываться, и когда мать развернулась и пошла прочь, расступались перед ней, будто боясь прикоснуться. Валя бросилась следом, взяла мать за руку и пошла вместе с ней. Она сдернула с головы платок, расправила плечи. Ей хотелось повернуться и показать язык священнику, но это было бы ребячеством.