Когда погаснет лампада

Но вот кончились дни карантина, и Тамара снова стоит перед директором. Детдому требуется работница в помощь поварихе: чистить картошку и следить за чистотой. Макарова уже достаточно взрослая девочка для такой работы. Так что пусть отправляется на кухню.

Это решение принято по рекомендации Агриппины Анисимовны: девочка сама напросилась к ней в помощницы.

— Так тому и быть! — директор что-то записывает в анкете воспитанницы Нины Макаровой.

Поношенная форма, мокрый серый передник, чистка картофеля, мытье посуды и полов, грязная утомительная работа. Думала ли она еще год назад о таком будущем? Тамара Фейгина превратилась в чернорабочую! Но не этот непосильный труд тяготит ее, а недавнее прошлое. Мы видим, как она всеми силами старается избавиться, отрешиться от своего еврейского происхождения. Но как забудешь маму и бабушку, реку Псёл и улицу Дубининскую, школу и подруг, лицо Кима? Как забыть в жестоком изгнании все то, что было ей так близко?

Не все работники детдома относились к девочке с симпатией. Старшая воспитательница Мария Федоровна, старая дева со скверным характером, невзлюбила Тамару с первого взгляда. К счастью, им редко приходилось сталкиваться. Куда существенней была неприязнь Дуси, которая тоже работала на кухне. Тамара почему-то не нравилась этой грубой раздражительной женщине с низким голосом.

— Уж не жидовка ли ты, Нина? — с таким вопросом она частенько обращалась к Тамаре вместо утреннего приветствия.

— Не говори глупостей, Евдокия! — отвечала за Тамару тетя Груня.

А Тамара, опустив голову, с горечью в душе приступала к работе. Не было для нее ничего тяжелей этих вопросов.

Большинство воспитателей относились к детям по-волчьи. Кроме того, в детдом регулярно наведывались полицаи, копались в личных делах воспитанников, разыскивали евреев — полных и «половинок».

Ликвидация евреев в городе Ромны проходила в три этапа. Сначала убили тех, кто явился для «регистрации» согласно приказу властей. Но многим удалось спрятаться в укрытиях, в чужих домах, в сельской местности. Кто-то пробовал изображать из себя нееврея. Тогда власти распространили слух, будто в Берлине решено сохранить евреям жизнь, собрав их в специально отведенных местах для работы на благо рейха. Большинство спрятавшихся поверили в эту небылицу, вернулись в городское гетто и были расстреляны.

Затем начался третий этап — планомерная охота на уцелевших, а также на детей от смешанных браков, то есть на тех, в чьих жилах текла половина или четверть еврейской крови. Этим занимались и полицаи, рывшиеся в архивах детдома. Детей, которые казались им подозрительными, уводили в комендатуру. Почти никто из них не вернулся назад.

Особенно запомнился Тамаре маленький Толя — семилетний мальчик из Ленинграда, чей отец был русским, а мать еврейкой. Война застала его в Ромнах, в доме бабушки с материнской стороны, которая души не чаяла во внуке и баловала его, как могла. Внешность у мальчика была самой что ни на есть арийской. Когда их с бабушкой вели на расстрел, Толя улизнул из колонны и спрятался в одном из дворов. Затем он попал к русским знакомым бабушки, а те сдали мальчика в детдом. Можно ли научить семилетнего мальчонку убедительно врать взрослому дяде? Толя искренне ответил на вопросы директора, и тот вписал в личное дело еврейское имя мамы.

Тамара очень полюбила мальчика за его веселый нрав. Когда полицаи пришли забирать его, Толя будто почувствовал недоброе и ни в какую не хотел уходить.

— Толик, одевайся, пойдем на прогулку, — сказала ему воспитательница Катя.

— Не хочу на прогулку! — заплакал мальчик. — Я лучше убегу…

Катя силой натянула на него пальтишко. Полицай взял Толю за руку.

— Я все равно убегу!

Не убежал. Да и куда он мог убежать? Никто не сказал доброго слова уводимому на погибель семилетнему мальчонке. Промолчала и Тамара.

Все дети, в чьих личных делах были указаны еврейские родственники, пошли под фашистский топор. Не уцелел никто. Но Тамару не тронули: записка, написанная торопливой рукой Васильева, оказалась надежной защитой.

В труде и страхе тянулись Тамарины дни, складывались в месяцы. Мало-помалу она научилась отличать людей от волков в человеческом обличье. Добрых женщин в детдоме было немного, и почти все они принадлежали к общине евангелистов. Так, евангелистками были Агриппина Анисимовна и ее старшая дочь Нина, ровесница Тамары. Иногда Тамара бывала в их доме.

Тетя Груня, простая сорокалетняя женщина, относилась к девочке с материнским теплом. Это началось еще со времен карантина, когда Агриппина Анисимовна приносила Тамаре чай и, присев на край кровати, утешала и ободряла девочку. Муж тети Груни был в Красной армии, она старалась выжить с тремя детьми.

В те дни начали хватать молодежь и отправлять на принудительные работы в Германию. Опасаясь за Нину, тетя Груня пристроила ее в детдом на должность портнихи. Две Нины сдружились, и вскоре Тамара уже читала Новый Завет вместе со своей мнимой тезкой. Удачное миссионерство считалось в секте большой добродетелью.