Я как раз готовился подшить катетер к коже, когда монитор, отображающий оксигенацию[71]
крови пациента, начал издавать тревожный сигнал. Он показывал, что содержание кислорода в крови упало до 40 %. Это был плохой знак. Содержание кислорода должно быть не менее 90 %. Я быстро начал вшивать катетер, надеясь, что тревожный сигнал сработал из-за того, что сенсор соскользнул с пальца пациентки. Показатель оксигенации продолжал падать. Затем запищали датчики, фиксирующие артериальное давление, и на мониторе я увидел, что пульс женщины упал до 20 %. Ее нужно было срочно реанимировать.Должно быть, я повредил легкое во время первого введения иглы. Заканчивая вшивать катетер, я обратился к наблюдавшему за мной студенту: «Найдите в своей книге «напряженный пневмоторакс»[72]
и скажите, иглу какого калибра ввести ей в грудь и в какое именно место». Я стал прослушивать грудную клетку пациентки стетоскопом, но не слышал дыхания. Дело было плохо.Студент прокричал: «Игла 14-го или 16-го калибра, второе межреберье».
Я выбежал из палаты, подскочил к тележке с инструментами и крикнул медсестре: «Объявляйте код!» Схватив с тележки несколько больших игл, я помчался к пациентке и снова натер ее грудь бетадином. Затем взял самую большую иглу из возможных и ввел ее в грудь пациентки чуть ниже ключицы. Из легких вышло много воздуха, и я надеялся, что это хороший знак. Тем не менее показатели на мониторе никак не изменились.
Я услышал, как по громкоговорителю объявили код. Я понимал, что в течение нескольких минут палата наполнится людьми, которые будут расспрашивать, что я сделал. Я воткнул вторую иглу рядом с первой. Снова воздух. Никаких изменений. Когда я начал делать массаж сердца, в палате стали появляться люди.
Они замерли на секунду, пытаясь понять, что происходит. Затем один из резидентов подошел к изголовью кровати и начал вдувать воздух в трахеостомическую трубку пациентки с помощью мешка Амбу.
– Что случилось? – спросил старший резидент Чарли, стоя у меня за спиной.
– Думаю, я повредил легкое, пока устанавливал катетер.
– Черт. Давай поместим ей в грудь большой трубчатый дренаж и посмотрим, поможет ли он.
Мы оба знали, что не поможет. Он подал мне скальпель, который всегда носил в кармане (не беспокойтесь, он был стерилен), и стал следить за тем, как я устанавливаю дренаж, поскольку раньше я практиковал это всего несколько раз. Мы сделали надрез в пятом межреберье. Я протиснулся с большим зажимом через мышцы между ребрами и увидел, что вышло еще немного воздуха. Мы установили трубку в пространство между ребрами и легкими. В это время другие врачи проводили сердечно-легочную реанимацию. Мы подсоединили к трубке отсос, приготовленный медсестрой. Ничего не изменилось.
Примерно через 20 минут с момента объявления кода мы все согласились его отозвать. Женщина умерла. Я убил ее. Это было настоящее убийство. Не было никаких сомнений в том, кто виноват.
Чарли обвил меня рукой и сказал: «Не переживай. Возможно, это к лучшему».
Один из хирургов, оказавшихся неподалеку, зашел в палату. Он подошел ко мне и сказал: «Возможно, она уже была мертва».
Я знал, что это не так. Я позвонил ее лечащему врачу и объяснил, что произошло. Он поблагодарил меня, извинился и принял мое предложение связаться с родственниками пациентки.
Я позвонил сыну умершей, который дал мне согласие на процедуру всего час назад.
– Здравствуйте. Мы говорили по поводу установки катетера. У меня для вас плохие новости о вашей матери. К сожалению, возникли осложнения. Ее легкие находились под большим давлением, и игла повредила…
Он прервал меня:
– Она умерла?
– Да. Мне очень жаль.
Он помолчал несколько секунд, а затем сказал:
– Ладно, спасибо. Я скоро приеду. Спасибо, что попытались. Теперь она упокоилась.
Он пытался подбодрить меня. Я злился, что попал в такую ситуацию, и одновременно испытывал огромное чувство вины. Я только что убил человека. К такому быстро не привыкаешь.
В конце второго года обучения моим начальником был особенно вредный старший резидент. Его звали Чарли, но это был не тот Чарли, который помогал мне устанавливать трубку. На тот момент я считался одним из лучших резидентов в больнице, но никто и не догадывался, что я понятия не имею, как делать операции. Я был обаятельным парнем, который любил шутить и общаться с персоналом. Обычно, когда хирург проводил операцию, а я ассистировал, я шутил без умолку, и все хохотали. Никто не обращал внимания на мой медленный прогресс, а я надеялся, что в какой-то момент просто начну все понимать. Однако так это не работает.
Однажды кто-то из персонала попросил Чарли взять меня с собой на операцию. Там было что-то простое, вроде паховой грыжи. Как только пациента подготовили и задрапировали, Чарли сказал: «Ты это сделаешь». Однако я не читал об этой операции и не знал, что нужно делать.