Когда ты вернешься ко мне

Мы вернулись во внутренний дворик, где на земле валялся кучей мой сброшенный смокинг. Меня переполняло странное возбуждение, согревавшее все тело. Хотя я был пьян, как черт, но чувствовал себя живым. Более живым, чем за все последние годы.

Я встал и сорвал с себя галстук, затем начал расстегивать рубашку. Холден наблюдал за мной со своего шезлонга, его глаза расширились.

– Что ты делаешь?

– Не знаю. – Я снял рубашку и стянул брюки. – Хотя нет, к черту, знаю. Я собираюсь поплавать.

– Сейчас?

– Прямо сейчас.

– Рад за тебя, – ответил Холден. – И за себя.

Я чувствовал на себе его взгляд, пока раздевался до трусов-боксеров, но это меня не остановило, наоборот, осознание того, что он наблюдает, подстегивало. Ощущение биения жизни и свободы усилилось. Я с головой нырнул в глубокую часть бассейна. Легкие сжались от холода воды, но я быстро привык, ощущая кожей ее мягкое прикосновение, словно прохладный шелк.

Вынырнув на поверхность, я подплыл к краю и уперся руками в бортики.

– Ты пойдешь?

Выпивка сделала меня безрассудным. Холден, в бассейне со мной, раздетый до нижнего белья – плохая идея.

Или, может быть, лучшая плохая идея на свете…

– Я не плаваю, – отрезал он.

– Не умеешь?

– Умею. Но предпочитаю этого не делать.

– Почему?

– Я уже много лет даже в ванне не лежал. Ни разу после Аляски.

В груди заболело, и вернулся гнев на тех, кто причинил ему боль. С удвоенной силой, это даже немного меня отрезвило.

– Что произошло? Только не надо мне версию PG-рейтинга. Расскажи все.

Его губы изогнулись в слабой улыбке.

– Мне нравится пьяный Ривер. Пьяный Ривер прямолинеен.

– Алкоголь помог мне рассказать о своем дерьме. Я хочу тебе помочь.

– Ты не можешь мне помочь, – печально сказал Холден. – Но очень мило, что хочешь попытаться.

– Расскажи мне, – хрипло попросил я. – Если, конечно, ты к этому готов.

Он подумал и наконец кивнул.

– Ладно. Но ты слишком далеко.

Неуверенно покачиваясь на ногах, Холден поднялся с шезлонга и лег на спину, положив голову на край бассейна рядом с тем местом, где я держался за бортик.

– На Аляске, – начал Холден, глядя в небо, – есть озеро. Медное озеро. Вожатые, я использую это слово в шутку, раздевали нас догола и тащили к воде, погружали на несколько секунд, а затем вытаскивали обратно. Мы были там поздней осенью и всю зиму. Думаю, не нужно упоминать, что температура воды всего на пару градусов превышала точку замерзания.

Внезапно в бассейне стало на десять градусов холоднее.

– Черт бы их побрал. Зачем?

– В основном, в качестве наказания. За неподобающее поведение. Неуместные мысли, в которых они нас подозревали. В моем случае их подозрения были оправданы.

Я не улыбнулся. Принс пел о том, что его бросили в таком холодном мире.

– Это было частью нашей реабилитации. Чтобы заглушить нежелательные порывы. Убить наше желание. Уничтожить влечение и любовь, которые мы могли бы однажды подарить кому-то, кто тоже будет предпочитать мальчиков. – Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня, в глубине его зеленых глаз плескалась боль. – Вместо этого они убили всю нашу любовь к самим себе. Стыд. Вина… Они манипулировали этими чувствами ничуть не хуже кулаков и дубинок. Буквально топили нас в них с каждой поездкой на берег озера.

Я стиснул зубы. Побои. Испытания ледяной водой. За сотни миль от дома. Мне этого не понять.

Меня ужасно злило, что ему пришлось такое вынести.

Холден заметил мою реакцию и снова посмотрел на небо.

– Я порчу тебе купание.

– Вовсе нет.

– И ты хороший человек, Ривер Уитмор. – Он перевернулся на живот, по-видимому, не обращая внимания на то, что его дорогая одежда испачкалась и намокла. Он провел пальцами по воде. – Это очень плохо, правда. Но чувство приятное.

В уголках моих глаз собрались слезы. Я погрузился в воду, чтобы смыть их, и вынырнул перед Холденом, наши лица оказались в нескольких дюймах друг от друга. Мое сердце бешено колотилось в груди, но алкоголь разогнал мысли, так что они не могли нести свою обычную чушь. Ничто не руководило мной, кроме инстинкта. Наши взгляды встретились, моя рука медленно поднялась, словно по собственной воле, отдельно от тела, и обхватила подбородок Холдена. Сначала неуверенно я скользнул ладонью дальше, погладил по щеке, оставляя капельки воды на гладкой коже.

– Меня бесит, что они сделали это с тобой, – произнес я хрипло, горло перехватило. – Я бы убил их… любого, кто попытается сделать это снова…

Слова сами собой срывались с пьяного языка. У Холдена округлились глаза, и в них снова появилось потрясенное выражение. Словно никто не заступался за него раньше, желая именно защитить, а не проехаться по сердцу в конечном счете.

Кровь гулко стучала в ушах, я обвел большим пальцем линию его подбородка, почувствовал ямочку, а затем скользнул подушечкой по влажным губам. Они были мягкими, особенно после твердой и жесткой линии челюсти, и мне стало интересно, каким он окажется на вкус.