Когда в пути не один

«Интересно, что он попросит теперь?» — без прежнего напряжения, но с досадой подумал тогда Владимир. В том, что милиционер распускать сплетни не будет, Филиппов теперь уже был уверен, как не сомневался он и в том, что на днях постовой придет к нему с новой и опять непростой, а скорее всего, трудной просьбой. И на это теперь у него были все основания. В свой первый визит к Филиппову Петр заверил его, что до могилы будет глух и нем, но если у него возникнет какая-либо жизненная необходимость, то обратится к Владимиру Алексеевичу, а тот, со своей стороны, пообещал, что, если будет в его силах, обязательно ему поможет, и лучше не советом — делом.

В своих предположениях Филиппов не ошибся: через несколько дней после злопамятной встречи в автобусе, вежливо постучав, Петр зашел к нему в кабинет, поздоровался, еще раз поблагодарил за то, что ему отвели неплохой участок в садовом товариществе, и с плутовской смешинкой в глазах попросил Владимира на этот раз помочь ему достать уже срубы для дома.

— Участок я разработал, подготовил все необходимое для фундамента — завез блоки, купил цемент, — пояснял Петр как бы просительно, но с упрямой обстоятельностью. — Сейчас строго с излишками жилой площади. Поэтому, Владимир Алексеевич, в соответствии с существующим законодательством срубы желательно пять на четыре, на худой конец — шесть на четыре. Помогите, пожалуйста, благодарен буду всю жизнь.

Вопрос о приобретении срубов действительно был очень сложным, но Филиппов, понимая, что молчание не кого-нибудь, а сообразительного и хваткого постового стоит помощнику председателя дороже, сделал все, чтобы очень скоро Петр благополучно доставил сруб на свой уже распланированный для возведения дома участок.

Но на будущее поездки с Аленой в свой сад Филиппов теперь уже окончательно и бесповоротно решил прекратить и использовать для свиданий с ней только другие варианты из имеющихся у них.

И все же период невезения пока еще не закончился.

Обеспокоенный затянувшимся молчанием Владимира и сгорая от нетерпения скорее узнать судьбу своего письма Славянову, Воробьев опять без звонка объявился собственной персоной в кабинете помощника председателя.

Поздоровались без прежней душевности, не глядя друг другу в глаза. Пытаясь несколько оттянуть сообщение нежелательной для Воробьева новости, Филиппов первым делом поинтересовался результатами опытов в лаборатории.

— Как дела, Владимир Григорьевич? Опыты еще не закончились?

— Пока не закончились. Поэтому ничего хорошего сказать вам не могу, — официальным тоном, очень сдержанно, и почти не заикаясь, ответил изобретатель. — А как мой вопрос, решился?

— К сожалению, председатель посоветовал вам обратиться к Лурину. Это начальник областного управления связи. Но он сейчас на учебе. Можно, не дожидаясь его возвращения, обратиться и к начальнику городской телефонной сети Юшанину.

— Это дохлый номер! — с ходу отмел этот вариант Воробьев. — У меня есть его ответы. Я много лет подряд их получаю. Если судить по ним, то телефон мне поставят после двухтысячного года! Значит, вы не хотите мне помочь?! Вот уж не ожидал! А я получил подтверждение на регистрацию мо-е-го изобретения. И представьте себе, вы — соавтор! — Воробьев голосом выделил слово «моего» и замолк, вопросительно глядя на собеседника.

Филиппов только теперь понял, что он ввалился-таки в грязную яму и только потому, что зря поддался на уговоры Воробьева стать соавтором.<ну и сам дурак>

Это случилось вскоре после их совместной поездки в хозяйство Чагина. Паспорт еще ему, дурак, приносил, чтобы заполнить анкету с данными об авторе.

«Не надо было этого делать! — с горьким сожалением подумал Владимир о содеянном. — Теперь чистым из этой ямы не выберешься».

Не видя реакции на свое сообщение о регистрации изобретения, Воробьев на одном дыхании и опять совершенно не заикаясь выпалил мстительно:

— Ну ладно, соавтор, раз вы не желаете помочь автору, мы пойдем другим маршрутом! — и, не прощаясь, резко повернулся и зашагал по коридору на выход.

Владимир даже не успел сказать ему, что для решения вопроса следует подождать всего лишь возвращения Лурина из столицы. Вспыльчивый характер Воробьева добавил неприязни в его отношение к изобретателю, но с другой стороны, он готов был понять его: человеку слишком надоело годами ожидать решения вроде бы совсем, с его точки зрения, простого вопроса.

«Пройдет время, и он, конечно же, успокоится, — рассуждал Владимир. — Сам придет, или же я позвоню в лабораторию и скажу ему, как будем решать вопрос без Славянова. Как только вернется Лурин из Москвы, вопрос будет решен. И если уж человек ждал телефона годами, месяц подождать сможет».