Когда в пути не один

Владимир, имея и в прошлом дружеские, уважительные отношения с Мелешиным еще в бытность того председателем Лувернинского райисполкома, доверял ему во всем и теперь. Поэтому без утайки, не скрывая никаких фактов и подробностей, рассказал ему историю с изобретением и изобретателем.

— Я сделал все, что просил Воробьев. Вначале отредактировал и отпечатал всю документацию. Договорился со строительным институтом, чтобы в их лаборатории на вакуумной установке дали возможность изобретателю провести необходимые опыты. Далее подобрал хозяйство, организовал отправку туда турбореактивного двигателя, отработавшего свой моторесурс в авиации. К этому времени в известном тебе колхозе «Идея Ильича», у Чагина, началось, вернее, уже полным ходом шло строительство нового сенохранилища. Чагин, сам знаешь, человек дела, хоть и себе на уме, но тут сразу понял, что в случае удачи вознесется на еще бо́льшую высоту в масштабе не только области, но и Союза. Поэтому без всякого давления идею принял и поддержал, а сейчас преспокойно завершает строительство нового здания. Если опыты подтвердят возможность приготовления сена в вакуумной установке, он готов использовать для этой цели и турбореактивный двигатель. Для загрузки комплекса травянистой массой у него предусмотрен электротельфер. В случае неудачи им будут доставлять не травянистую массу в агрегат, а тюки сена, изготовленные обычным методом, в основное здание на хранение.

Когда все это я организовал, — продолжал Филиппов, — Воробьев, уже в который раз, настойчиво предложил мне стать соавтором. Надо сказать, что свое первое предложение об этом он сделал сразу после того, как я договорился со строительным институтом проводить у них в лаборатории опыты. А когда турбореактивный двигатель, кстати, по принципу оказания шефской помощи переправили в хозяйство Чагина, Воробьев наконец-то уговорил меня. И если честно, я согласился только потому, что понимал, как немало пришлось взять на себя в продвижении идеи изобретателя. Вот я и подумал: вдруг и в самом деле получится? И тогда шеф, можно не сомневаться, простит мне не санкционированное им отклонение от моих прямых обязанностей. К сожалению, отсутствие результата опытов тормозит всю работу по созданию комплекса, агрегата, называй его как угодно. Сейчас все дело в самом Воробьеве. Может, опыты подтвердят его идею? А он с некоторых пор не подает никаких сигналов, как в воду канул. Мне тоже было не до него. Сам знаешь, постоянно был занят различной писаниной: то с одной, то с другой «бригадой» готовил шефу выступления или доклады. Но все-таки недавно я позвонил изобретателю, его жена ответила, что муж находится в больнице. Теперь расскажу, как появилась жалоба в Москву.

Вскоре после того, как я согласился стать соавтором, Воробьев, выждав какое-то время, передал мне письмо на имя председателя с просьбой об установке телефона вне очереди. А почему бы нет? Перспективный рационализатор области, автор шести изобретений. Вот я и попробовал ему помочь. Рассказал шефу о человеке все, даже обмолвился о том, чем Воробьев занимается в настоящее время. Однако мои старания желаемого результата не принесли: Иван Васильевич находился тогда явно не в настроении и, не сделав никакой резолюции на письме, сказал мне, чтобы я передал его Лурину или Юшанину. Пусть-де они сами решают. Когда Воробьев узнал об этом, то в неудаче обвинил меня: будто это я не захотел ему помочь и его расчет на меня оказался ошибочным. И он, хлопнув дверью, убежал. Теперь мне понятно: письмо в комитет — это его рук дело. Вот, собственно, и вся история.

Делясь с Мелешиным подробностями своих отношений с председателем облисполкома по поводу злополучного письма Воробьева, Филиппов преследовал одну цель: Славянов, услышав из его уст про письмо изобретателя, от которого практически отмахнулся, сделает правильный вывод. Ведь черкни он тогда нужную изобретателю резолюцию, на которую тот имел полное право, и не появилась бы эта бумага из Комитета по делам изобретений. Вспомнив и поразмыслив обо всем этом, Славянов уже не будет рубить с плеча. Это утешительное предположение несколько успокоило Владимира, и он с надеждой посмотрел на секретаря облисполкома, который мог серьезно уменьшить силу разноса, уже вполне отчетливо видневшегося на жизненном горизонте Филиппова.

— А откуда он появился, этот Воробьев? — спросил Мелешин, слегка прищурившись.

— Знакомый собкор одной из газет подсунул своего брата, как по злобе.

— Теперь и мне все стало ясно, — сделал свое заключение Мелешин. — За исключением одного: а как же ты ему звонил, если у него не было домашнего телефона? — И он пристально посмотрел на Филиппова.

— Так я все-таки договорился с Юшаниным, — пояснил Владимир. — И он установил ему телефон. Письмо сейчас у него. А Воробьев в то время находился в Москве. Как и зачем он туда ездил, не знаю.