Когда взорвется газ?

По покрытой копотью бетонной лестнице он поднялся к двери, протиснулся между косо упавшими обугленными досками и... оказался в аду! Удушливый запах гари пропитал воздух так, что он стал горьким до тошноты, прямо над ним зловеще нависали обгоревшие конструкции второго этажа, они раскачивались легкими порывами ветра и действительно в любую минуту могли обрушиться на голову... Под ногами чавкала вонючая пепельная грязь, он то и дело оскальзывался, с трудом удерживаясь на ногах.

Долго провозившись, он нашел люк, обломком доски расчистил пространство над ним, нащупал скрытую черной жижей замочную скважину, с трудом вставил ключ, с еще большим трудом два раза повернул... Замок щелкнул. Потянув за железное кольцо, он приподнял крышку и жидкая черная грязь водопадом хлынула вниз. Откинув крышку и подсвечивая себе фонарем, он стал спускаться по крутой лестнице.

Последняя ступенька скрывалась под черной жижей. Черепахин, не останавливаясь, почти по щиколотку в похожей под ярким светом фонаря на нефть воде прошел к старому металлическому стеллажу со всяким огородно-дачным хламом. Здесь почти не было пригодного для дыхания воздуха. Фильмы, в которых герои пересиживали пожар в подполе, – полное вранье.

Из-под инструментов, мотков проводов и прочей ерунды Черепахин извлек прямоугольную металлическую коробку. Он знал, что на крышке нарисованы летящие гуси, которые гонятся за убегающей девочкой. Когда-то в ней хранились конфеты, теперь деньги – в этой части он был честен со следователем. Вынув несколько пачек – а тут были и гривны, и доллары, и рубли, – он рассовал их по карманам.

Потом на миг прислушался. Наверху сильно трещало. Будто отбросив последние сомнения, Черепахин резко отдернул от стены стеллаж и, не обращая внимания на грохот падающих инструментов, сильно ударил ногой по отсыревшей снизу штукатурке – раз, второй, третий... Прочная на вид стена прогибалась, растрескивалась и, наконец, провалилась, открывая узкий темный коридор, в котором рассеивался и растворялся направленный луч китайского фонарика.

«Якщо в нирци немае другого виходу, то не можна в ний ховатися!»[4] – объяснял за настоящей, «заводской» горилкой с перцем дед Микола, который одиннадцать лет прятался по лесам и схронам, потом двадцать лет скрывался и еще тринадцать сидел в тюрьме, а значит, знал, что говорит.

В свое время Иван Сергеевич скептически относился к такой «мудрости», хотя грамотно устроенный потайной ход сразу привлек его внимание и сыграл немалую роль в покупке дома. Но не из практических соображений, а просто юношеская книжная романтика играла в одном месте... И вот оно как обернулось...

Отодрав напрочь, чтоб не мешал, кусок оштукатуренной дранки, Иван Сергеевич нырнул в сырую черноту потайного хода.

И вовремя. Через несколько минут то, что оставалось от второго этажа, шумно обрушилось вниз. Над пожарищем поднялось и медленно расплывалось густое черное облако, будто на многострадальную дачу сбросили авиационную бомбу. Обгоревшие куски древесины посыпались в подвал, следом просочилась часть черного облака, и там стало невозможно дышать.

– Тво-о-о-ю мать! – побледнев, выругался «черный». – Это бы нам капец пришел!

– Точно... Хорошо, что мы этого мудака не послушались...

«Коричневый» зачем-то переложил пистолет из одной мокрой руки в другую. Но «форт» все равно дрожал и норовил выскользнуть. Оперативник спрятал его в кобуру.

Следователь мигом утратил важность и впал в панику, даже «мудака» пропустил мимо ушей. Он суетливо побежал в одну сторону, в другую, потом стал отряхивать ладони, приговаривая:

– Вот гадство! Что же это делается?! Его завалило! Теперь не отпишемся... Живо звоните спасателям, чего стоите!

– Хватит командовать, у нас свои начальники есть! – зло огрызнулся «коричневый». – А прокуратуре никто не давал права милиционеров на верную смерть посылать!

Крайко с трудом достал мобильник и принялся дрожащим пальцем тыкать в маленькие клавиши.

– Алло, спасатели? Это из городской прокуратуры... Только что у нас подследственного завалило на пожаре... То есть на бывшем пожаре... На пепелище... Да я не шучу и не пьяный... Доложите Николаю Ивановичу, Крайко – моя фамилия...

Тем временем Черепахин протискивался через узкий шестиметровый лаз.

«Только бы не завалило выход!» – мелькнула тревожная мыслишка, и не без оснований: он уже давно не проверял потайной ход.