– Идите. И помните: сейчас от этого, как его... Черепахина, очень многое зависит...
Огромный красно-белый дворец был окружен высоким кирпичным забором и охранялся не хуже, чем резиденция президента Тучки. Сейчас у ворот стояли три запыленных машины с крымскими номерами, которые находились под внимательным контролем нескольких автоматчиков. А руководитель приезжих беседовал в доме с хозяином.
– Нужны снайпер, минер и с десяток «быков» – автоматчики, пистолетчики... – перечислял Ханыков. Ханыков запоминал и кивал.
Никакой путаницы фамилий тут не было: говорил Али Ханыков по прозвищу Хан, а слушал Рашид Ханыков по прозвищу Кнут – его родной брат, который по срочному вызову всю ночь гнал в Киев из Судака.
– Пятерых я привез, пацаны серьезные, не на размен, – ответил Кнут. – Толян вполне может за снайпера сработать... Винторез с оптикой есть?
– Есть, – кивнул Хан.
– Значит, прямо сейчас можем начинать. А взрывника и мясо на размен я сейчас вызвоню. К вечеру приедут.
Они были похожи, как близнецы: узкий разрез глаз, приплюснутые носы, узкие губы, гладкие черные волосы. На самом деле Хан был старше на два года.
– И чего ты не хочешь сюда переехать? – улыбнувшись, спросил старший брат. – Был бы у меня правой рукой – вон как у тебя все четко отработано!
– Ты же не хочешь переезжать ко мне и бороться за крымско-татарскую автономию, – в свою очередь заметил младший.
– Да, каждый на своем месте – это лучше, – согласился Хан. – Во всяком случае, когда мои люди прячутся, лучше места, чем у тебя, не найдешь!
– Это точно, – довольно засмеялся Кнут. – Сейчас у нас огромные поселки и власть туда не суется! Скоро мы заберем свои исконные земли!
– Ты и так их забрал. Сколько у тебя кафешек, гостиниц, заправок? Или мало?
– Конечно, мало, брат! Дедушка Сулейман недаром говорил: «Человек – это животное, которое никогда не наедается!» Но он считал, что каждому достаточно шатра, лепешки, куска сыра или мяса... С тех пор много воды утекло, все изменилось... Кто сейчас довольствуется лепешкой?
Хан махнул рукой.
– Тебе надо было стать философом, а не... бизнесменом! Значит так: ты живи у меня, твоих людей разместят на нашей базе. Завтра мои бойцы развезут их по «точкам». А снайпера оставим, возможно, удастся сегодня подловить этого пса...
Рашид покачал головой.
– Мне лучше быть с моими людьми.
– Перестань, брат! – обиделся Али. – Останься, отдохнем, поговорим! Мы редко видимся, это неправильно. Дедушка Сулейман такого бы не одобрил...
Кнут задумался, но потом махнул рукой:
– Ладно, пусть так и будет. Пойдем, я им скажу...
– Чего зря ноги бить? Позвони. А мои бойцы их сопроводят куда надо...
Рашид криво усмехнулся.
– Они так не уедут. Если не увидят меня, то перебьют всех и сожгут дом...
Али покачал головой.
– Дом я недавно построил. Лучше выйди на веранду и скажи им все сам...
Кнут отодвинул большую стеклянную дверь, проклеенную пулестойкой пленкой, подошел к перилам, гортанно крикнул на родном языке, чтобы все, кроме Толяна, уезжали. И вдруг упал навзничь, одновременно что-то ударилось о стекло.
Хан подумал, что брат оступился, и бросился было на помощь, но тут же заметил, что под головой Рашида расплывается кровавое пятно, и замер, будто наткнулся на прозрачную стену. Настороженно мечущийся взгляд остановился на маленьком кусочке металла, пробившем стекло и повисшем в растянутой защитной пленке, как запутавшийся в паутине шмель. Снайпер! Он во весь рост упал на пол, разбив губы и подбородок.
– Огонь! Стреляйте, идиоты! Убейте эту суку! – истерически кричал Хан, размазывая кровь по лицу.
Степан настолько спокойно вывел закованного в наручники Черепахина средь бела дня на улицу, что наблюдавший за подъездом Дмитрий Петрович решил: журналист арестован. И хотя конвоир был мало похож на оперативника, а водитель, посадивший Ивана в видавший виды черный «Форд», – еще меньше, это не изменило первого впечатления: в последнее время милиционеры все чаще похожи на бандитов, а бандиты – на милиционеров.
Всполошенный Дмитрий Петрович стал звонить Шишлову, тот не отвечал, наконец удалось соединиться с Кариной.
– Быстро возвращайтесь, – выслушав, приказала та. – Как бы и вас не упаковали! Будем из Москвы разбираться!
Два раза повторять не потребовалось – через двадцать минут «Волга» с московскими номерами выкатилась из города и взяла курс на север.
А Черепахина привезли в уже знакомый спортивнооздоровительный комплекс под терриконами закрывшейся шахты Глубокая. На этот раз его завели не в банный отсек, а в большой кабинет, обставленный дорогой мебелью, явно не вязавшейся с убогостью здания, плесенью в углах вестибюля и неистребимым запахом сырости из-под пола.
Развалившись в глубоком кожаном кресле, Семиног прихлебывал виски из наполненного льдом коньячного бокала. Напротив, через низкий полированный столик, в таком же кресле сидел незнакомый человечек с крысиным лицом и тонкими, крысиными усиками. Перед ним тоже стоял наполненный бокал, но он к нему не притрагивался.
– Добегался, Черепок? – криво улыбнулся Семиног и, отставив свой бокал, поднялся ему навстречу.