– Опять крутит? – спросила Диса, вставая с кровати, набрасывая на плечи шаль и зажигая лампу. Лицо мальчика было бледнее обычного, губы сжаты в струнку, а лоб покрыт капельками пота, что яснее любых слов говорило, как он страдает. Иногда сестра жалела, что Арни не помер во младенчестве. С другой стороны, из всей оставшейся семьи только с ним она чувствовала родство. Это чувство появилось еще тогда, когда Арни не мог говорить, а только мычал или смотрел на нее синими грустными глазами. Диса привыкла рассказывать ему сказки о троллях и аульвах, пока вязала или чесала шерсть, и Арни засыпал под ее голос чаще, чем под материнский. Бьёрн и Кристин его не обижали, но и не обхаживали.
– Ноги огнем горят, – выдохнул брат, переворачиваясь на бок.
Краем шали Диса обтерла ему пот со лба и отправилась готовить отвар. Висевшие над очагом травы крошились под пальцами, хрупкие стебли ломались легко, смешиваясь с сухими соцветиями. Она истолкла их в пыль и поставила кипятиться воду. Арни завозился на кровати и кулем рухнул на пол, но потом поднялся и побрел в угол к ночному горшку. В родительском доме Кристин всегда помогала ему в этом деле, боясь, вероятно, что по неуклюжести он перевернет судно, и вся бадстова провоняет мочой. Диса же оставалась в стороне, пока Арни не попросит, но он никогда не просил. «Сам разольет, – рассуждала она, – сам и вытрет, невелика беда».
Арни приковылял обратно. Сорочка на нем была сухая.
– Лучше бы я умер тогда, – с какой-то стариковской горечью сказал он и опустил голову на руки.
Диса зачерпнула кружкой горячую воду и залила ею траву. По бадстове поплыл пряный аромат. Протягивая брату питье, она предупредила:
– Хочешь ныть – выметайся.
У Арни не с первого раза получилось взять кружку. Он плеснул себе на колено кипятком и заайкал, затряс полой сорочки, так что Дисе пришлось подхватить посудину, чтобы он не обварился. Наконец, обхватив кружку обеими руками, мальчик уткнулся носом в отвар и прикрыл глаза, вдыхая запах. От воды поднимался белый пар, подрагивая под его дыханием.
– Строгая, – протянул он с мечтательной улыбкой. – Мне нравится. Не сюсюкаешь со мной.
Временами слова и действия Арни вызывали у Дисы оторопь, как будто из тщедушного детского тельца с ней говорил мудрец-отшельник. Слова вроде были нехитрые, а вот тон, которым он их произносил… Мальчик отхлебнул немного и медленно выдохнул. Складки у него на лбу разгладились, словно одного глотка хватило для излечения.
– Лучше? – спросила Диса, садясь рядом. Острые несуразные коленки Арни торчали из-под сорочки, а неестественно большие ступни напоминали полотна заступов. Из-за таких ног ему никакие ботинки не были впору, поэтому он вечно ходил с мозолями.
– Зачем тебе трава Браны? – Арни сделал еще глоток и внимательно уставился на Дису.
Едва придя от источника, Диса расстелила чистое полотно недалеко от очага и выложила туда сушиться свой улов. По дороге домой она сорвала еще несколько целебных трав, чтобы красный цветок на толстом стебле не привлекал лишних взглядов. Встреченные по пути кумушки, ходившие к Дисе за средством разжечь в мужчине страсть, могли узнать знакомое растение. Не раз девушка давала им толстый корень с наказом положить мужу под подушку.
– Тебе какое дело? – спросила она. – За этим цветком часто приходят, сам знаешь. Заметила его у источника, вот и выкопала.
– Вот как. – Арни запрокинул голову, глотая последние капли отвара. Кожа на шее натянулась, обозначая чуть заметный холмик в месте, где однажды будет кадык. Лицо у него высохло, и дышать он стал ровнее. – Замуж хочешь?
– Не суй свой нос, куда не просят!
Диса сама от себя не ждала такого возмущения.
Когда боль унялась, Арни стал сонным. Он залез обратно под одеяло и с облегчением выдохнул.
– А даже если хочу, что в том дурного? – Смягчившись, она укрыла брата до самого подбородка и смахнула ему волосы со лба.
– Уж не знаю, с кем ты уживешься, – пробормотал Арни, устраиваясь удобнее и прикрывая глаза. – А если уживешься, то заведешь своих детей, а меня бросишь…
– У тебя еще брат и сестра есть.
– Я для них обуза.
– Ты и для меня обуза.
Арни неожиданно приоткрыл глаза и улыбнулся совсем по-детски:
– Тогда найди себе мужа, которому я понравлюсь, – сказал он и уснул.
Едва забрезжил рассвет,
Диса вынесла на улицу скамью и принялась вязать. Она с детства терпеть не могла это занятие, но поутру в пальцах проснулся вдруг такой чес, что невозможно было удержаться. Сразу после свадьбы Паудль привез молодой жене кермес, чтобы красить шерсть. Сольвейг дала немного Дисе в уплату за талисманы. Она могла бы изготовить их и сама, так что девушка подозревала, что подруга просто хотела сделать ей подарок.Диса любила алый цвет. Шерсть для покраски у нее была. Приятно было наблюдать за тем, как кипит вода, окрашивая недавно спряденную нить. Варево было похоже на колдовскую смесь, и, если бы только нашелся слушатель, Диса пошутила бы, что в котле у нее бурлят младенцы. Наконец пряжа стала карминовой, но что из нее связать, девушка так и не придумала.