Когда запоют мертвецы

Сама не зная почему, Диса ожидала обнаружить священника облаченным во все черное, в шляпе и с псалтырем в руках. Она рассчитывала, что он откроет им дверь, грозный и хмурый, как преподобный Свейнн, и взглянет из-под нависших бровей с холодным осуждением. Канонику ведь полагается напоминать прихожанам об адских муках, которые ждут их после смерти, если они не будут следовать божьим заветам. Но Диса им не следовала, а мысль об аде в последнее время вызывала у нее странное, нездоровое возбуждение. Думая о пекле, напоминающем жерло вулкана, она не могла не прикидывать в голове, сколько удивительных диковинок может прятаться в обители Сатаны.

Вот почему девушка была слегка разочарована, обнаружив преподобного Эйрика на делянке, в простой рубахе и старых ботинках. Он копался в огороде, рыхля землю вокруг кустиков тимьяна и любистка и насвистывая себе под нос. Пастор оказался куда моложе, чем Диса могла подумать, – должно быть, около тридцати. Непокорные волосы порыжели на солнце, а загоревшее лицо имело такое выражение, словно преподобный Эйрик ждал услышать отличную шутку, чтобы всласть над ней посмеяться. Такие лица бывают у людей, которые знают больше, чем говорят, при том, что поговорить они любят.

Диса не знала, как окликнуть его, поэтому остановила лошадей чуть в стороне от ограды и помогла Паудлю спешиться. За время пути отек чуть спал с глаз, но солнце так раздражало их, что Паудль продолжал щуриться и отворачиваться от света, прикрывая лицо рукой.

– Вам лучше? – спросила Диса.

Всю дорогу она пыталась придумать, что сказать преподобному Эйрику о плачевном состоянии его брата. Одна за другой истории разваливались, не успевая сложиться, пока в конце концов Диса не решила, что выберет одну, когда увидит, с кем ей предстоит иметь дело. Врать стоило как можно меньше: хорошая ложь всегда должна быть окружена правдой, как те самые островки суши – озерной водой.

– Не думаю, йомфру, – с третьего раза сумел ответить Паудль. Он ежился, как от холода, хотя летнее солнце баловало их теплом.

Преподобный Эйрик наконец заметил путников. Сначала Паудля – и на лице его расцвела рассеянная, но радостная улыбка. Такие улыбки полностью меняют человека. Диса подумала и улыбнулась ему в ответ, откинув с лица волосы. Эйрик был выше Паудля и словно гибче его. Он направился к ним и чем ближе подходил, тем быстрее меркла улыбка. Когда он наконец оказался рядом, это был совершенно другой человек. Эйрик весь напрягся и подобрался. С сосредоточенностью лекаря он осмотрел воспаленные глаза брата, его безучастное лицо и, взяв Паудля за плечи, кивнул в сторону приоткрытой двери.

– Идемте в дом, йомфру.

* * *

Диса почему-то ожидала, что в доме священника будет чисто и уютно, но внутри царил такой хаос, словно там взорвался вулкан. Вот только лавой служили всевозможные обрывки бумаги, обрезки кожи, обломки перьев и пучки трав. На одном из клочков пергамента она заметила незнакомый гальдрастав. Значит, каноник не так уж праведен? Впрочем, чего тут удивляться – в этой стране что ни пастор, то колдун, как любила пошутить Тоура.

В воздухе висел запах сена и нагретого дерева. В домике было тесно: помимо хлама, там помещались лишь узкая кровать и небольшой ларь для одежды. Приставная деревянная лестница вела на чердак. Хотя обстановка была небогатой, ларь привлек внимание Дисы. Поверхность его была изрисована искусными узорами, вещица была дорогая и редкая. Скорее всего, подарок, решила она.

– Присядьте, прошу вас.

Пастор обращался к ней учтиво, но от девушки не укрылась настороженность в его голосе. Она опустилась на ларь, поправив юбку и во все глаза рассматривая Эйрика. А тот уложил Паудля на кровать и склонился над ним, взяв лицо брата в ладони. Вполголоса попытался расспросить, что за несчастье с ним приключилось, но, не добившись результата, отступил.

«Он не знал, как говорить с братом, даже когда тот был здоров, а теперь и подавно», – внезапно поняла Диса. Ей была знакома эта растерянность человека, который пытается заставить себя проявить теплоту к тому, кто словно живет от тебя на другом берегу моря. После смерти Гисли и Магнуса отношения Дисы с ее собственным братом окончательно испортились. Врагами они не стали, но дружба их растаяла, оставив после себя маленькие кусочки привычки – ничего не значащие ритуалы, которых они придерживались, когда были рядом: улыбнуться друг другу утром, пожелать хорошего улова или удачной торговли, перекинуться парой фраз о здоровье овец… После этого они расходились, чувствуя смутное облегчение от того, что дело сделано. После той рождественской трагедии Диса вошла в новую семью. Пастор Свейнн и Тоура не требовали от нее ни привязанности, ни родственной преданности, и отношения с ними были простыми и открытыми.

Когда Паудль уснул, Эйрик укрыл брата одеялом, нагрел воды в котелке и подал Дисе кружку с горячим питьем.

– Простите, что не предложил сразу.

– Ничего. Тут уж не до расшаркиваний…