Когда запоют мертвецы

Диса спросила об этом, когда уже сидела внутри соляного круга где-то в самом сердце Шпессерского леса недалеко от Виттенберга. Они прибыли сюда около девяти часов вечера. Солнце еще не зашло за горизонт и трогало верхушки деревьев теплым желто-охряным светом, который терялся в кронах и с трудом достигал земли. Диса никогда прежде не бывала в таком густом лесу, если не считать того, что окружал усадьбу Лауги и Магнуса. Здесь деревья стояли друг к другу так близко, что местами приходилось обходить их. Лес полнился запахами и звуками. Влажный, мшистый, он царапался древесной корой и хлестал ветками по лицу. Густой подлесок цеплялся за ткань штанов и тянул за рукава. К моменту, когда Эйрик и Диса вышли к месту, которое священник счел подходящим – перекрестку нескольких тропинок, – уже почти стемнело. По земле пополз туман, отчего все вокруг казалось размытым.

Эйрик вручил Дисе подвесной фонарь вроде того, какими в городе пользовались наемные фонарщики – особые люди, которым можно заплатить, чтобы они проводили тебя до нужной двери и не дали сбиться с пути. Света фонарь давал прилично, но масла в нем было всего ничего, так что пастор спешил, высыпая из мешка соль. Потребовалось несколько раз проверить круг на предмет разрывов. Нарушение границы позволит нечисти беспрепятственно добраться до них, и там уже никакое колдовство не поможет, если имеешь дело с самим врагом рода человеческого. За кругом настал черед символов, заклинающих дьявола, которые Эйрик начертал по всем сторонам света. Делал он это так ловко, что Диса не удержалась от вопроса:

– Неужто вас такому обучали в семинарии, преподобный?

Эйрик усмехнулся уголком рта, не поднимая на нее взгляд.

– Нам, каноникам, надо быть готовыми ко всему… Сатана может явиться на порог в любой момент.

– Да, особенно если его так радушно встречают!

Пастор отложил прут, которым чертил символы, и знаком велел Дисе отойти, чтобы он мог осмотреть все еще раз и убедиться, что не допустил ошибки.

– Я не делал этого прежде, если хотите знать.

– Почему?

Он не понял тона ее вопроса и обернулся, пытаясь по лицу прочесть, насмехается она или спрашивает всерьез. Но Диса смотрела без улыбки, лишь слегка удивленно, как будто ей и впрямь было невдомек, отчего бы не призвать Сатану и не угостить его брагой, раз уж ты на такое способен.

– Почему я никогда не вызывал дьявола? Ваш вопрос ставит меня в тупик, – признался Эйрик. – Вероятно, я не из тех, кто искушает судьбу почем зря. А еще я дорожу своей душой, йомфру, она у меня одна.

– Мертвеца же вы поднимали.

Он поскреб подбородок и вздохнул. Слышали бы друзья, как он отстаивает свое благоразумие, наверняка подняли бы на смех!

– Верно подмечено. В свое оправдание повторю, что намеренно я поднял драуга лишь единожды. Точнее, случайно разбудил все кладбище, когда пытался заполучить одну очень нужную мне книгу.

– Надо думать, в ту пору вы просто еще не умели вызывать Сатану.

После того, как все приготовления были окончены, оставалось только усесться внутрь круга на расстеленное одеяло и ждать. Они устроились спиной к спине, чтобы ничего не упустить. Фонарь пришлось погасить, чтобы не жечь масло почем зря. Кто знает, когда ночью понадобится свет? Диса сидела, широко расставив колени и положив на них руки, – поза мальчика, примеряющего на себя роль мужчины. Она носила морок так долго, что временами даже Эйрик видел перед собой лишь вихрастого парнишку с дерзкой ухмылкой и вздернутым носом. Только по вечерам, когда они устраивались на ночлег, Диса снимала шапку и позволяла длинным вьющимся волосам рассыпаться по спине и плечам. Она сбрасывала с себя морок, как одежду, и будто с некоторой тоской возвращалась в девичье обличье.

Неловкость, которая сопровождала их в первые дни наедине, быстро сменилась привычкой. Эйрик читал вечерние молитвы, отвернувшись к окну или к двери, пока Диса готовилась ко сну, и засыпал, слушая ее возню в сене или на простынях. В каких бы условиях им ни приходилось ночевать, Диса никогда не жаловалась – казалось, удобство совершенно ее не волнует. Ей ничего не стоило проскакать много миль верхом, остаться голодной на целый день или прилечь на пару часов где-нибудь под деревом, если не удалось найти кров. Эйрика восхищала ее стойкость. А еще – ее невозмутимость.

Он даже чувствовал некоторую гордость за то, что в этот раз ему удалось ее поразить. От спины девушки шло ровное тепло. Через свою и ее рубашку Эйрик ощущал, как бьется ее сердце, и впервые за время путешествия внезапно успокоился. Это было не то спокойствие, которое чувствуешь, когда читаешь у себя в доме при свете свечи, а снаружи воет ветер, но скорее то, какое бывает с товарищем в дозоре: ты точно знаешь, что он не подведет и не проморгает момент, когда нужно действовать. В народе говорят, что спина твоя открыта, если у тебя нет брата.