Когда запоют мертвецы

Преподобный Эйрик действительно уступил ей кровать. Ему было несложно, а Дисе нужно было хорошенько отдохнуть перед завтрашней дорогой. Ехать предстояло далеко и быстро. Эйрик слышал, что девушка не спит, ворочаясь с боку на бок, и уже жалел, что заговорил с ней о Гюнне. Ему хотелось как-то утешить ее, но у самого много лет перед глазами стояли эти младенцы, успевшие сделать за свою жизнь лишь пару вздохов. Бабья доля… Так сказала Диса, и в голосе ее не было горечи, как не могло ее быть у человека, прожившего лишь семнадцать зим на этом свете. Иногда решимость его спутницы сбивала Эйрика с толку. Она казалась ему взрослее и мудрее, и тогда он говорил с ней как с равной.

– Не спите, дитя мое?

Голос в темноте прозвучал как-то глухо, точно он говорил сквозь стену.

– Нет. Все думаю, почему младенцы эти не откопались утбурдами. Я слыхала, что изведенные дети возвращаются потом к своим матерям, чтобы отомстить.

Эйрик вздохнул:

– Думаю, они не хотели ей мстить. Она убивала младенцев не из злодейского умысла и не по своей воле.

– Им что, от этого легче?

В вопросе Дисы не было злобы, только удивление.

– В Стоксейри никогда не водилось злобных драугов, – с некоторым сожалением заметила она. – В Гамла-Храуне, что дальше по побережью на запад, одну семью, я слышала, преследует моури. Вреда вроде от него никакого нет, только, бывало, забежит в бадстову и все миски на полках перевернет. Его и слуги видели. А является он в виде рыжей собаки. Вот мне интересно, откуда этот моури мог взяться. Должно быть, колдун какой-то наслал, да только сил на свирепого драуга не хватило, пришлось сотворить вот такого… Преподобный, а вы сами-то хоть раз создавали из покойника драуга?

Если этот вопрос Эйрику и не задавали на каждом хуторе, что он посещал, то лишь из страха и суеверия. Молва о том, что преподобный знает не одно только Слово Божие, быстро просочилась к прихожанам, а оттуда распространилась по всему югу. Эйрик такой славы не желал и все больше отшучивался. Но Диса была другое дело. Пускай гальдом она не владела, но знала на порядок больше многих мужчин и женщин.

– Однажды, – сознался он. – Но злонамеренно – никогда. Я не насылал покойников на своих врагов, если вам интересно. Но чтобы сделать драуга, можно обойтись и без покойника.

Диса заворочалась на простынях, а в следующую секунду Эйрик увидел ее лицо, выглянувшее из-под одеяла и освещенное луной. Волосы она просушила, и теперь они окружали ее, как светлый волнистый нимб. Ворот рубашки развязался, и была видна тонкая ключица.

– А из чего еще?

– Если очень надо, можно заклясть хоть бычью голову да пару копыт. Свирепым этот драуг, конечно, не будет, но в хозяйстве подсобит. А чтобы кого-то припугнуть, и такой сойдет.

Девушка кивнула и улыбнулась по-детски лукаво.

– Вот, должно быть, и тот колдун, что сварганил моури из рыжей собаки, так рассудил.

* * *

Поездка на рыдване далась Дисе мучительно. В нем укачивало не меньше, чем на корабле, да еще и трясло так, что, казалось, все внутренности вылетят наружу. Путешествие заняло больше двух недель, но уже к концу первой Диса взмолилась, чтобы Эйрик взял верховых лошадей – больше она этой болтанки вынести не могла.

В седле дело пошло веселее. Скакать по немецким дорогам было одно удовольствие. Первое время девушка никак не могла привыкнуть к высоченным местным коням, но в конце концов приспособилась. К тому же в штанах ехать верхом было проще, чем в юбке. Пастор со своим «слугой» непременно заглядывали во все пекарни по дороге, чтобы за гроши купить горячего хлеба только что из печи – роскошь, которую мало кто мог себе позволить в Исландии.

Останавливаться они старались на постоялых дворах и в крестьянских домах. Эйрик сносно говорил по-немецки и вел душевные разговоры с людьми за кружкой горячего чая, к которому пристрастилась и Диса. Стрекочущая немецкая речь убаюкивала ее. Разморенная, она уходила спать на сеновал или в дровяник – в зависимости от того, где размещали их хозяева, – а наутро непременно узнавала от Эйрика что-нибудь новое, что ему удалось выведать о жизни людей. Оброчные крестьяне жаловались на свою тяжелую жизнь и землевладельцев-самодуров, высасывающих из работников последние соки. Еще поговаривали, что где-то в Эсленгене снова жгут ведьм, хотя как будто все колдовство истребили тридцать лет назад.

Ко всему, что касалось колдовства, Эйрик прислушивался внимательно. Местные процессы над ведьмами были не чета исландским. В здешних княжествах церковники истребляли целые деревни, выжигали ересь так, что не оставалось ни ребенка, ни старика – чаще всего жертвами становились женщины. «Поэтому так важно, чтобы ни одна живая душа не узнала, что вы не мужчина», – добавлял Эйрик в конце каждой такой истории.