Когда запоют мертвецы

– Герр Вагнер был в теплых отношениях со своим патроном? – уточнил пастор. Слова он подбирал аккуратно, чего обычно Диса за ним не наблюдала. Часто порывистый в суждениях и скорый на ответ, в этот раз Эйрик говорил, точно ступая по тонкому льду.

Ауэрхан глотнул пива и кивнул:

– Между ними была особая связь…

Демон говорил долго. За это время Диса дважды наполняла его кружку пивом, и на мгновение ей даже показалось, что Ауэрхан питает к ним какое-то особое расположение.

Выяснилось, что Кристоф не принадлежал к знатному роду. Он появился на свет шестым ребенком в семье шорника и белошвейки. Ремесло ему никогда не давалось, и когда подвернулась возможность поступить на службу к профессору теологии, доктору Фаусту, Кристоф не медлил ни секунды. Так он стал его слугой и ассистентом – фамулусом. Когда же мальчик узнал, чем на самом деле, кроме богословия и медицины, интересуется его патрон, его преданность наставнику не ослабела, а лишь окрепла. Иоганн тоже привязался к юноше. Хотя тот был всего лишь слугой, доктор Фауст нередко во время многочисленных путешествий выдавал Кристофа за своего сына. (Диса чувствовала, что Ауэрхан чего-то не договаривает, но не стала перебивать.) Кристоф же не отговаривал своего патрона от договора с врагом рода человеческого, до последнего надеясь, что в самом конце им удастся оставить дьявола с носом. На этом месте Ауэрхан улыбнулся, хотя и невесело:

– Не они первые, не они последние допускают такую ошибку. Да и срок в двадцать четыре года, отведенный доктору, казался таким долгим…

В последний отпущенный ему год доктор завещал Кристофу все свое состояние: дом с садом недалеко от городской стены, крестьянские земли, золотые украшения и серебряную посуду. По словам демона, когда настала пора платить по счетам, никто – ни Кристоф, ни сам Фауст – не ожидали, что конец будет так ужасен. Перед смертью доктор созвал всех своих друзей, чтобы устроить такой кутеж, какого прежде не знала страна. Под утро он отправился спать в одиночестве и настоял, чтобы никто его не сопровождал. Даже не позволил Кристофу снять с него сапоги и переодеть.

К полудню, когда все проснулись, фамулус первым делом отправился к своему господину. Зрелище, которое предстало его глазам, было ужасно: все стены были забрызганы кровью, мозг прилип к потолку, а от головы только и осталось, что клок волос и зубы, рассыпанные по полу.

– Тогда же демон, сопровождавший доктора, покинул его, а я приступил к своей службе у Кристофа, – продолжил Ауэрхан. – Мой господин всегда был чрезвычайно деятельным: восстановил черную школу и собрал по всему миру ценнейшие рукописи, которые невежды хранили на чердаках и сеновалах. Он всегда верил, что сможет вернуть своего учителя. Вот почему вчера, когда вы явились в Шпессерский лес, он подумал, что это сам доктор решил вернуться со всей торжественностью…

– А это были всего лишь двое исландцев, – закончил за него Эйрик.

Ауэрхан отставил кружку с остатками пива и взглянул в лицо священнику.

– Быть может, и не «всего лишь», преподобный. Когда столько лет занимаешься магией, поневоле начнешь обращать внимание на знаки. Срок договора моего господина подходит к концу. Через три года настанет пора и ему возвращать свой долг. До этого момента он хочет бросить все силы на то, чтобы воскресить своего патрона. Тому, кто поможет ему в этом деле, он не просто позволит учиться в своей школе, а отдаст ее целиком, даже если вы пожелаете спалить здание дотла вместе с учениками.

Демон поднялся, и показался Дисе еще выше, чем вчера. Его макушка почти задевала потолок, и Эйрик, провожавший его до двери, рядом с Ауэрханом казался ребенком или карликом.

Стоило демону покинуть их комнату, Диса развернулась к Эйрику так резко, что с ее головы слетела шапка, и две тугие, давно не мытые косы упали на плечи, как веревки.

– Я знаю, что делать! – выкрикнула она.

* * *

Каменную въездную арку Лейкореи венчал барельеф с изображением толстого младенца с непропорционально длинными ногами, прижимающего к себе человеческий череп. Диси замерла перед ним, рассматривая зеленеющие от плесени буквы: «Hodie mihi cras tibi». Девушка несколько раз прочла слова вслух, букву за буквой, чтобы позже спросить у преподобного, что прячется за таинственным приветствием – ее знаний латыни не хватало, чтобы понять.