Когда земли окутает мрак

Гэдор двинулся следом. Черный пес, недолго думая, потрусил за ним. Хейта проводила его испытующим взором, сердце ее укололи шипы страха, но изловить его и рассмотреть она не смогла. Поймав на себе пристальный взгляд Брона, девушка смешалась и живо ухватила Фэйра за руку.

– Идем вещи твои заберем, – делано бодро проговорила она. – Надо место потише найти, чтоб, как в прошлый раз, народ не напугать.

Брон глядел вслед Хейте и Фэйру, сердце в его груди жгла нестерпимая боль, точно оно угодило в капкан и теперь истекало кровью, а вместе с ней из него уходили и радость, и надежда, и свет… Харпа окинула его изучающим взглядом.

– На тебя смотреть больно, – вырвалось у нее.

Брон отвел взор, желваки заиграли на его скулах.

– Мне вообще все больно, – жестко изрек он. – Больно дышать, больно просыпаться по утрам, точно в лютый кошмар, больно видеть ее, совсем чужую теперь…

Харпа вздохнула и утешающе похлопала его по плечу. Но Брон дернулся и обернулся к ней.

– Она избегает смотреть мне в глаза! – яростно воскликнул он. – А если смотрит, то только с ненавистью.

– Я говорила тебе, дай ей время.

– Не думаю, что время или что-то другое здесь поможет, – трудно вздохнул он, и плечи его опустились, точно на них навалился мельничный жернов. – Я убил ее отца. Этого никак не изменить. Она никогда меня не простит.

Харпа качнула головой.

– Ты не можешь этого знать.

– А что тут знать? Вот ты бы простила?

Харпа молчала каких-то несколько секунд, потом не выдержала и потупилась.

– Вот видишь, – мрачно отозвался Брон.

– Ну, я это я, – нашлась Харпа. – Я вообще злопамятная. По детству никому обиды не спускала и всё время с кем-нибудь дралась. Хейта, она другая.

– Не знаю, – тяжело вздохнул оборотень. – Думается, то, что я совершил… непростительно.

– Любовь прощает всё, – неожиданно выпалила Харпа.

Брон от неожиданности аж рот раскрыл и перестал хмуриться.

– Харпа, ты ли это? Неужто теперь рассуждаешь о любви?

Та отмахнулась.

– Это не мои слова. Гэдор как-то сказал, а я запомнила.

– А, – понятливо кивнул Брон. – Это он может. Если записать все его мудрые мысли на бумагу, получилась бы не одна книга.

Девушка вдруг шагнула к оборотню, с чувством сжала его плечо.

– Не вздумай мне раскисать, слышишь?! – с жаром проговорила она. – Знаю я тебя. – Она примирительно вскинула руки. – Ты хороший парень, Брон. Да, в прошлом наломал дров, но мы все здесь таковы. Но есть у тебя одна гадкая черта – отчаиваться.

Брон вперил в нее пасмурный взор.

– Когда это я…

Харпа скривилась как от оскомины.

– Ой, да ладно тебе! Чай, не девица красная, передо мной невинность изображать. Помнишь, тогда мы в жуткую передрягу с василиском угодили? Загнал он нас в угол, тебя здорово потрепал, так что места живого не осталось. Что ты тогда нам сказал? – Она испытующе вгляделась в его лицо.

Брон потупился.

– Ступайте, а меня оставьте.

Харпа кивнула.

– То-то и оно. Ты сразу лапки складываешь, чуть жареным запахнет. Прямо жаждешь на себя роль мученика примерить, за кого-нибудь жизнь отдать. Себя тебе никогда не жалко. А знаешь почему? – Лицо Харпы раскраснелось. – Ты себя за достойного не считаешь. Ты себя вообще ни за кого не считаешь. Думаешь, я не знаю, чего ты такой мрачный всегда ходишь? Мар, он вон набедокурил, поубивался немного и преспокойно дальше живет. А ты всё в себе носишь. Всю тьму, все беды и мучения. – Она сурово сдвинула брови. – Ты бросай это дело! Не то правда еще с обрыва сиганешь, а мы потом тебя выхаживай. И не теряй надежды. Сейчас не глядит – поглядит завтра. Понял меня?!

Мрачное лицо Брона разгладилось, он улыбнулся уголком рта и вдруг крепко прижал оторопевшую Харпу к груди, потрепал по русым волосам.

– Понял.

Фэйр подставил ладонь под прохладные струи водопада и оглянулся на Хейту.

– Чудесное жилище! Такое уютное, да вдобавок тайное.

Девушка довольно улыбнулась. Пещера успела стать ей вторым домом. И ей было приятно.

– Я тоже так подумала, когда первый раз здесь оказалась. – Она указала на мешки у дальней стены. – Твои вещи там. Мы снесли их вглубь пещеры, чтобы до них не добралась влага.

Фэйр сделал несколько шагов, с любопытством осматривая их нехитрый скарб, мельком взглянул на Хейту и бросил, точно ненароком:

– А что у тебя и этого волка-оборотня?

Хейта вскинулась.

– Ничего. Ничего у нас с ним нет и быть не может.

Фэйр понимающе кивнул. Потянул завязки на мешках и добавил:

– А почему?

Хейта отвернулась. В сердце заклокотала ярость, в носу противно защипало.

– Он… он убил моего отца, – глухо выдавила она.

Фэйр вытаращил глаза.

– Что-о?!

Плечи Хейты болезненно дернулись.

– Он сделал это не по своей воле. Его опоили мерк-травой.

Фэйр замер в задумчивости.

– Ну, это немного меняет дело.

– Ничего это не меняет! – вспыхнула Хейта.

– Ну ты ведь понимаешь, что убить из злобы и убить, находясь не в себе, – это все-таки разные вещи?

– Ничего не разные! – Хейта упрямо тряхнула головой. – Он убил его. Остальное не так уж важно.

Фэйр примирительно вскинул руки.

– Ладно-ладно. – Он прищурился. – Но, если это не важно, зачем ты упомянула об этом? Могла бы умолчать про мерк-траву.

Хейта не ответила.