Коготь и цепь

– Вот-вот, – согласился Тидан. – К тому же вести о браке быстро разнесутся. Когда они достигнут Алая, руки у него должны быть уже связаны.

Эйя округлила глаза:

– Ты не собираешься поставить Алая в известность о свадьбе его дочери?

– Не собираюсь.

– И верно поступите, – добавила леди-жрица. – Если Алай Далхор будет осведомлен, то придумает тысячу способов избежать свадьбы. Но если мы сообщим Алаю об уже состоявшемся торжестве, мы лишим Орс права голоса. Единственная сложность в том, что брак должен быть признан обеими сторонами.

– Что ты хочешь сказать, Сафира? – спросила царица.

– Что обряд должен быть двойным, – нашелся Сарват. – Одна беда, в Шамши-Аддаде днем с огнем не сыщешь христианского священника.

– Ну так уж не сыщешь, – отозвался Тидан. – Данат, наверняка ведь у нас есть какие-нибудь мелкие тайные христианские общины, которые я запретил?

Данат хмыкнул:

– Уверен. Религиозные институты находятся в ведомстве леди Сафиры, – командующий бросил взгляд на старшую жрицу царства. – Если позволите, мы уладим этот вопрос еще до завтрашнего вечера.

– Да, займитесь этим. – Тидан помахал пухлыми пальцами в воздухе, дозволяя выйти. – Сообщите, как будут результаты. Надо поторопиться со свадьбой.

Когда за советниками закрылась дверь залы, Майя глянула на отца:

– К чему спешка? Мы же год жили не торопясь.

– В этот год сначала надо было вы́ходить Агравейна, чтобы Удгар нас не перебил со злости, а потом разобраться, чем Алай вообще занимается. Не было ни единого шанса предугадать его планы, – ответила мать.

– К тому же, раз девицы Далхор пока не могут иметь детей, стоит поторопиться с церемонией. Ну а потом – как только, так сразу… – Тидан с этим недвусмысленным намеком поглядел на сына, поджав губы, раздув щеки и вскинув брови, отчего приобрел совсем простецкий и потешный вид.

Салман страшно смутился: женщин в его постели еще не было, и подобные разговоры заставляли краснеть, как вишню солнечный свет. Сарват, не скрываясь, посмеивался, бросая на младшего братца то сочувственные, то издевательские взгляды. Майя, покраснев сильнее, чем брат, уставилась в собственные колени.

– Стало быть, – нарушила неловкое молчание Эйя, – осталось выбрать невесту.

Царь пожал плечами:

– Мне лично все равно. – Он махнул Салману открытой ладонью, предоставляя полную свободу выбора. – Они же абсолютно одинаковые.

Салман растерянно посмотрел на родственников. Ему бы хоть с мыслью свыкнуться, что он женится, к тому же раньше старшего брата! А тут – подавай решение! Мол, вот тебе на выбор две Далхорши: Танира и Тамина. Искать негласного совета у отца, с безразличным видом раскачивающегося на стуле, у досточтимой матери, которая смотрела на сына исключительно выжидающе, у брата, с трудом сдерживающего усмешку, или у сестры, до сих пор краснеющей, как спелое аданийское яблоко, было абсолютно бессмысленно. Царевич глубоко вдохнул и беспомощно выдохнул:

– Пусть будет Танира.

– Решено. – Царь едва дождался слов сына, тут же взвился в воздух, как пустынный паук в прыжке, и направился к двери, добавив у самого выхода: – Ты молодец, сын.

– Я тоже пойду, – встала мать и увлекла за собой и Майю. Сарват потрепал по плечу растерянного Салмана, намекая, что тоже нечего сидеть в четырех стенах в погожий день. Тот поплелся за наследником, будто на не своих ногах, и как в тумане услышал вопрос:

– Почему все-таки Танира? – Они вышли из залы и пошли по длинному дворцовому коридору.

– Имя нравится больше.

Путники несколько дней двигались по одному из ответвлений главного тракта, которое сначала пересекало размашистое поле, переходящее в луга, а затем упиралось в лес. Первую половину дня, покуда тропа была видна хорошо, дорога была терпимой. Однако после дневного привала, когда дорожка то и дело петляла, ответвлялась или вовсе терялась в зарослях плющей и папоротников, стало совсем плохо. Ехали бы одни – полбеды, но с ними еще пешие мальчишки и неповоротливая громоздкая деревянная повозка с жуткой аптекаршей, которая причитала, казалось, через каждый проделанный дюйм. Только к закату группа преодолела лес в поперечную диагональ и вышла к реке.

– Спускайтесь, миледи. – Гленн открыл дверь повозки и предложил руку Лизе Сикворт, старой сгорбленной старухе с настолько сморщенным лицом, что рядом с ним самый высохший лимон казался гладким, как яйцо.