Коготь и цепь

Лиза Сикворт, рожденная, наверное, еще в дни жизни прадеда нынешнего короля Нироха, значилась в Гуданском женском монастыре старшим аптекарем. Но, по сути, роль этой престарелой особы сводилась к тому, чтобы все дни напролет ходить по монастырю с выкрашенной грабовой палкой и колотить ею всех послушниц и монахинь каждый раз, когда не вовремя лил дождь, отчего у аптекарши разом болели все кости, или когда раздражающе каркала ворона на чердаке, или какая-нибудь нерасторопная дуреха на клиросе вступала в запев на мгновение позже остальных. Черная краска трости уже облупилась и местами сползла с дерева, но леди Лиза (хотя на самом деле она была никакая не леди, ее именовали так в знак уважения к почтенным годам и из страха перед нравом) и слушать ничего не желала о том, чтобы сменить ее. Вот и сейчас мелкая старушонка, выходя из повозки, опиралась одной рукой на предложенную длань Гленна, а другой на злосчастную черную палку.

– Где мы? – рявкнула она посаженным голосом.

Гленн ей что-то ответил, но она не расслышала.

– Где мы? – рявкнула она громче.

«Ох, дай Богиня снести мне эту каргу», – сжал зубы жрец.

– Недалеко от Утсвока, леди Сикворт. От Утсвока! – прокричал он. Тирант стоял неподалеку, отвязывая от седла сбитого по дороге глухаря, вздрагивая от немого хохота здоровенными плечами.

– Утсвок?! – также надрывно скрипела она. – Мы у Одоара, что ли?

«Ай да путешественница».

– Да, госпожа! – орал жрец старушонке в самое ухо, сгибаясь для этого вдвое.

Они двигались к биваку, который разбивали двое: оруженосец Вилар и паж Лур – сводные братья. Вилар был законным внуком лорда Бриэля, восьмилетний Лур – бастардом, и они идеально подходили на отведенные роли: первый носил щит и копье рыцаря Тиранта, а Лур пособничал «посыльному» – жрецу Праматери Гленну.

Друид продолжал:

– Мы сейчас между третьим и четвертым порогом Лапиты. Остановимся здесь на ночь. Дальше будем двигаться на северо-восток до Утсвока, а затем до Кольдерта, еще примерно… Ай!

Старуха ударила Гленна палкой в лодыжку, да так больно, что тот поджал ногу. Еще бы, на ней и так уже ныли синяки от прошлых ударов, которых жрец насчитал полторы дюжины, после чего сбился.

– Я знаю, где греют бороды Страбон и Одоар!

– Мм… да, госпожа, – ответил Гленн, с присвистом втягивая слюну из-за неимения возможности потереть ударенное место.

– Где эти поганцы? – спросила старуха, когда Гленн наконец усадил ее рядом с костром. Тот едва-едва занимался.

– Какие, госпожа? – спросил Гленн.

– Те два охламона, которые подбирают за вами срам и подтирают вам задницы! Пусть мне разотрут ноги!

– Но, госпожа, майская погода не располагает…

– Нормальная в мае погода! – рявкнула она опять, ударив Гленна что было сил по второй лодыжке. Гленн схватился за ногу. – Позови их немедля, бастард!

Гленн подозвал мальчишек, радостный, что может хоть на время сбагрить Старуху Сик в другие руки и предоставить для битья другие ноги. Слегка прихрамывая, жрец подошел к брату. Тирант издевался откровенно:

– Может, ты пока мне ноги разотрешь?

– Да пошел ты.

– Ну как же! Слушай, а скажи, она ведь тоже женщина, да? Стало быть, и в ней воплощается твоя Праматерь? А?

– В ней воплощается твой Сатана, – с усталостью в голосе произнес Гленн. – Ничего, завтра твоя очередь сопровождать старуху. Завтра я посмеюсь.

– Гленн! – окликнула Сикворт своим полубеззубым ртом Гленна. – Поди сюда! Ну, где ты там? А, вот он ты. Что ты эти космы носишь, как баба какая? Лучше бы ты бороду отрастил! Ладно, бог с тобой, подай суму, дам тебе бальзам. – «Чтобы смазал синяки», – как бы договорила она, тыча палкой в сторону ног жреца.

Гленн считал это идиотизмом: сначала колотить, а потом залечивать. Но все-таки пошел за сумкой аптекарши.

– И ты, второй, как тебя там… Громадина! – Казалось, память Лизы Сикворт удерживала теперь только рецепты снадобий и лекарств. – Да, ты, – уточнила она, ткнув и в него (в кои-то веки пальцем), когда Тирант подошел к ней. – Зажарь эту птицу поскорей! Чего ты там возишься? Такой здоровяк, а курицу ощипать не может! Шевелись уже!

– Это глухарь, карга, – пробубнил Тирант.

– Ты что-то сказал?

– НЕТ! – проорал блондин.

Потом Старуха Сик придумала задание еще двум солдатам, сопровождавшим Гленна и Тиранта, Тому и Рольту: спутать лошадей и прибраться в повозке. Словом, весь небольшой лагерь бегал и суетился, точно круглоглазые, раболепные, трясущиеся в страхе послушницы Гуданского монастыря. Наконец все расселись; Тирант поджарил птицу, которую они разделили на семь частей. К ней добавились кедровые орешки и медовая вода.

– Еда почти кончилась, – проговорил Гленн в конце трапезы как мог громко. – Мы очень вовремя достигли Утсвока; завтра, думаю, еще до полудня доберемся до города и сможем пополнить запасы.

– Никуда мы не пойдем, – влезла старуха. – Не хватало еще таскаться по каким-то кабакам, когда перед нами дорога!

– Но, госпожа, – постарался объяснить Гленн. – Мы не пойдем по кабакам, мы только зайдем в таверну, чтобы пополнить…