«Коль дожить не успел…» Воспоминания о Владимире Высоцком

Видеться с Володей мы стали редко – семья, безусловно, накладывает отпечаток на образ жизни. К тому же мне как-то вдруг наскучили эти бесконечные посиделки с гитарой и песнями. Я, как пел Володя, «даже от песен стал уставать»… А в сентябре того же года я поступил на Высшие литературные курсы, и времени на прежнее общение вовсе не осталось. Тем более я стал писать тексты песен для эстрадных певцов, и это тоже прибавило хлопот.

Вышло это абсолютно случайно. До отъезда в Магадан я подружился с Наумом Олевым. Он тоже писал стихи, на этой почве мы и подружились. За те три года, что меня не было в Москве, он стал довольно известным поэтом-песенником. Когда мы с ним встретились после моего возвращения из колымской поездки, он спросил, не написал ли я чего-нибудь новенького из песен – больно уж хороши, как он считал, были мои первые опыты в этом веселом деле. Он знал о моих четырех песнях, в которых я был автором и стихов, и мелодий. Я сказал, что как-то охладел к этому жанру.

– Зря, – сказал Нолюша (так мы его ласково называли), – я сейчас работаю со всеми ведущими композиторами. Давай, напиши что-нибудь – познакомлю, с каким скажешь.

Я ответил что-то невразумительное, мол, подумаю. И забыл об этом разговоре. И вдруг случились стихи, которые, как мне показалось, могли бы стать песней. Я позвонил Нолюше, прочитал по телефону, он сказал, чтоб я ехал к нему с текстом немедленно. Когда я приехал, он уже позвонил Оскару Фельцману, тот сказал, чтоб мы приезжали. Он жил в известном доме композиторов, что между Брюсовским переулком и тогда улицей Огарёва[18].

Когда мы вошли, Нолюша сказал, что я вот тот самый поэт, который написал «Бабье лето», на что Оскар Борисович сказал «надо же!» и пригласил нас в свой кабинет. Пока шли, он читал привезенный мной текст, что-то бормоча про себя. Потом подошел к роялю и стал что-то наигрывать. Через час он сочинил мелодию, и тут я стал свидетелем маленького семейного концерта. Он позвал жену Женю, сына Володю и сказал, чтобы послушали… И самозабвенно запел припев только что рожденной песни:

Я вас люблю, я думаю о вас,Вы для меня смятение отныне.Покорно жду ответа ваших глазИ повторяю в мыслях ваше имя.

Все были в восторге. Всем мелодия и стихи очень понравились. Меня поздравляли с таким хорошим дебютом. Но Оскар Борисович тут же остудил мой восторг, сказав, что первый запев никуда не годится.

– А что здесь должно быть? – спросил я, не представляя, чем же заменить написанное.

– А я знаю? – ответил он с тем естественным одесским акцентом, какой так лихо имитировал Володя. – Вы поэт, вы и решайте, а я свое сделал.

Я подумал, что уже четыре строчки, такие, чтоб удовлетворили композитора, я уж, наверно, сочиню.

Сочинил. Позвонил. Прочитал.

– Нет-нет, Игорь. Это никуда не годится, – услышал я в ответ.

– А что же должно здесь быть?

– Я знаю?! – был прежний возглас Оскара Борисовича. – Вы поэт, вот и придумайте.

Я позвонил через день с новым вариантом – тоже мимо.

Я начал звонить через три дня, дабы не надоесть окончательно. Потом раз в неделю, и каждый мой новый вариант отвергался композитором.

Прошел месяц, в течение которого я не помню уже, сколько написал вариантов. Через несколько дней позвонил снова и уже совсем отчаявшимся голосом, попросив послушать, прочитал:

Сегодня я нисколько не боюсьС двадцатым веком временно расстаться…Позвольте, я в любви вам объяснюсьВысоким слогом русского романса…

– И это вы писали целый месяц?! – услышал я добродушный голос Оскара Борисовича с его неподражаемым одесским акцентом.

Песню спел и записал Муслим Магомаев. Она получилась очень красивой и быстро приобрела популярность, а я сразу попал в обойму поэтов, работающих в жанре песни.

С Володей мы виделись все реже, за исключением тех коротких встреч, когда пересекались в студиях звукозаписи фирмы «Мелодия». Но все это было как-то на ходу.

– Как дела?

– Нормально. А как у тебя?

– Да вроде тоже.

И каждый раз говорилось, что надо бы повидаться не здесь, посидеть, как прежде, поговорить о том о сем, и оба говорили «да», непременно, но этим дело и кончалось.

Но как-то летом 1976 года, в очередной раз встретившись на «Мелодии» (он записывал чудесный альбом на свои стихи и музыку «Алиса в Стране чудес»), я его все-таки сподвигнул поехать ко мне. И вот мы на двух машинах – он на голубоватого цвета «Пежо», я на своей темно-серой «Волге» – помчались на проспект Вернадского, где я тогда жил. Володя явно хотел продемонстрировать, как он лихо водит машину, я предоставил ему такую возможность, то есть пропускал его вперед, когда он хотел обогнать меня. Но я был в этом деле опытнее его и знал: как бы он ни лихачил, а к дому мы подъедем почти одновременно. Что и оказалось в итоге. Правда, он подъехал первым и был явно горд этим.