Баба Глаша пропала за месяц до их дня рождения, потом прошло три года томительного ожидания, а потом Антон проснулся среди ночи от захлебывающегося болезненного кашля. Из горла вырвались окровавленные сгустки, шею как будто свело судорогой. Несколько секунд кашляющий кровью Антон думал, что умрет прямо там, на кровати, под вопли перепуганной жены, но все обошлось. Вернее, то была отсрочка на неопределенный срок. У Антона не нашли никаких серьезных заболеваний. Несколько недель он ездил по врачам, пытался понять, чем болен и как это лечить, но безрезультатно. Врачи смотрели анализы, снимки, графики, пожимали плечами и рекомендовали больше отдыхать и меньше подвергаться стрессу. Антон безучастно слушал. Где-то внутри него разбухала, подобно дрожжам, таинственная болезнь.
Через полгода кашель стал постоянным спутником Антона. Горло ныло, его как будто раздирали острые коготки. Или вязальные спицы?.. Он ложился спать, со страхом думая о кровавых сгустках, которые могут застрять в горле и отправить его на тот свет. Просыпался от кашля. Чувствовал, как слабеет, дряхлеет, что ли? Жизнь превратилась в постоянное тягучее ожидание смерти.
Когда же, когда?
Отчаянно не хотелось вот так умирать. Будущее должно было быть совсем другим. Планировали ведь с женой построить свой дом, кирпичный, двухэтажный. Хотели смотаться за границу, погулять по Праге и Барселоне, а еще на море куда-нибудь. Планов строили громадье. А в итоге что?
Он почти перестал бояться смерти, но гнев успокоить не мог. Чуть ли не каждую ночь Антон прокручивал в голове сцену, в которой он отдавал долг бабе Глаше – и все было бы в итоге хорошо. Все были бы счастливы. Но вместо старухи неожиданно возникал образ ее старого дома, двора, белья на веревке. Кто-то стоял в дверях летней кухни и качал головой, будто с сожалением. Антону хотелось броситься туда – быстро и ловко, как в юности, когда он был лучшим баскетболистом школы, – но кружившиеся вокруг нити не давали этого сделать. Они цеплялись за ноги, лезли в рот, опутывали пальцы. Антон видел, как к летней кухне идет баба Глаша, цокает, по обыкновению, и что-то вяжет. Он пытался добраться до нее, пытался что-нибудь сказать, крикнуть, но нити окутывали его точно кокон. На этом месте Антон просыпался, полный гнева и отчаяния, полный желания жить – он кашлял кровью, хватался за горло и вспоминал, что умирает.
Когда он увидел бабу Глашу через шесть лет после ее исчезновения, то сразу понял, что хочет сделать. Первое желание – самое правильное. Это потом появились сомнения, но Антон выпил для храбрости водки – сразу четыре рюмки – не заметив, залпом, и пошел отдавать долг.
Рядом шла Варя. Хорошо хоть не задавала вопросов, почему отец повел ее не в школу, а куда-то на край деревни. Дочка вообще росла молчаливая и какая-то покорная, что ли. Все время сидела со своими задачками и учебниками, ковырялась в формулах, решала уравнения. Заучка, одним словом.
Антон взял именно ее, а не бойкую, болтливую Машу. Маша бы просто так не пошла, забросала бы вопросами, попробовала бы звонить маме – и тогда бы Антон не выдержал натиска и отступил. Жена ничего не знала о возвращении бабы Глаши. Ей и не надо было знать до поры до времени…
– Мы ненадолго, – почему-то тараторил Антон, хотя Варя не спрашивала, а шла себе рядом, будто так и надо было. – Познакомлю с бабушкой, пообщаетесь. В школу сегодня можешь не ходить. Что там интересного?
– Математика.
– Ну, математика – дело такое. Догнать всегда можно. Не убегут от тебя формулы эти, уравнения, квадраты гипотенузы.
Голос дрожал. Антон разгонял ненужные мысли как стаю назойливых мух. Сейчас не нужно было ни о чем думать. Он хотел жить – и это главное. А вопрос с долгом давно решен. Его надо отдать, тут даже обсуждать нечего.
Однако же чем ближе был дом бабы Глаши, тем сильнее Антону хотелось вернуться. Схватил бы Варю в охапку и бросился бы бежать прочь… Куда? Вот вопрос. Да и сил бы не хватило бегать. Сдох бы на стометровке, захлебнувшись кашлем.
Тут, как назло, подкатил очередной приступ. Антон наклонился, уперев ладони в колени, принялся выхаркивать кровавые сгустки. Кровь пошла еще и носом, к этому он давно привык. Варя терпеливо ждала.
Горло жгло и царапало изнутри. Если пару лет назад казалось, что это чьи-то коготки, то сейчас ощущение было, будто по горлу трут крупной наждачной бумагой.
Антон прокашлялся, вытер лицо влажной салфеткой.
– Пойдем. Недалеко осталось.
Они свернули в тупик, метров через двести уперлись в покосившуюся калитку.
– Я, кажется, знаю, что это за место, – неожиданно сказала Варя, и Антон вздрогнул.
– Конечно. Знаешь. Горел дом. Всей деревней тушили.
– Нет. В школе у нас болтают разное… Как будто тут ведьма жила. Или что-то такое.
– Ага, ведьма. Еще скажи, что она младенцев на ужин ест, – усмехнулся Антон и повторил: – Пойдем.
Во дворе пахло чем-то неприятным: гарью, гнилью, разложением. Антон вспомнил, как помогал грузить в машину обгоревшие тела двух алкашей, и тогда запах стоял примерно такой же. К горлу подкатила тошнота.