Колдовство

– Десять лет я здесь хлещусь… Хватит. Не скажешь, где был с Алезеей, – твоя воля. А моя такова: коль не удалось тебя разговорить, могу сам достать то, что шаманка всем избранным оставляет.

Гена почувствовал себя слабым и уязвимым перед громадным мужиком с ножом в руке. Решимость, гнев и сознание своей правоты куда-то улетучились. Остались только страх и противная дрожь в ногах. Еще сильно заболело под почти отвалившейся коростой. Утром там обнаружилась твердая шишка, и Гена решил показаться фельдшеру, как только тот появится в поселке.

– Алезея рубины дарит. Они сами начинают расти в телах тех, кого она отметила, – продолжил Воронцов, наступая на Гену. – Иногда камешки находят средь костей там, где избранный расстался с жизнью. А иногда просто достают.

При последнем слове Воронцов резко выбросил вперед руку с ножом.

Гена вскрикнул, отпрянул назад и шлепнулся на землю. Нащупал шишку на груди, которая точно пульсировала под кожей.

Воронцов засмеялся:

– И чего Алезея нашла в таком зайце?

Гена с надеждой уставился на Воронцова: может, раз шутит, не убьет его? Только попугает хорошенько? Но увидел сумасшедшую, безжалостную решимость в глазах.

Неужели сейчас Гена умрет? Нет, не надо… Ему ведь только семнадцать!.. А мама? Нет!

Гена шумно и часто дышал, безумно колотилось сердце. Наверное, оно точно так же бьется и у попавшего в силок зайца.

Мир почему-то становился красным. Этот багровый свет поднимался от его рубашки. Во мглисто-алом свечении замедлилось время – Гена понял это по застывшим в воздухе каплям пота, которые сорвались со лба Воронцова, по остановившемуся страшному замаху руки.

Замерло и его сердце, которое выплясывало безумную чечетку.

А возле убийцы появилась та якутка, что поманила его возле клуба. В кровавом зареве она показалась еще красивее. Гена даже удивился: только что ему было страшно как никогда – и вот уже он не может отвести глаз от девчонки. Забыл сразу и про близкую смерть, и про свои семнадцать, и про маму.

Незнакомка, невысокая, хрупкая, протянула руку к груди окаменевшего Воронцова. Ее тоненькие пальчики стали игриво перебирать ветровку и рубашку, поползли вверх, к шее, а взгляд не отрывался от Гены. Поэтому он, завороженный лучистыми глазищами, не заметил, как якутка вырвала у Воронцова кадык. Заорал во всю мощь легких только тогда, когда осознал, что красавица жадно слизывает кровь с хряща, зажатого в ладони, а бывший начальник валяется у ее ног с развороченным горлом.

Гена не поверил в происходившее, зашептал сухими губами: «Нет! Нет!» – и стал отползать подальше. Этого не может быть!

Якутка отбросила побелевший кусок, улыбнулась зазывно.

Гена попытался встать, но не смог.

А зловещая красавица принялась развязывать блестящие шнурки на косом вороте рубахи.

Что она делает? Удрать бы… Если это вовсе не девчонка, а дух, про которого говорила Улекса, значит, от него можно убежать – ведь удалось же ему уцелеть в первый раз?

Якутка вдруг взялась за ворот и разорвала свою рубаху.

Гена, которому только что стало подчиняться его тело, снова оцепенел. Такой красоты он еще не видел. Конечно, в техникуме ходили по рукам черно-белые фотографии голых девиц. Да и довелось подглядывать за соседкой в коммуналке. Но все это было связано с липко-постыдным, недозволенным чувством. А сейчас он ощутил безграничное восхищение. И полную свободу.

У худенькой девчонки оказалась налитая грудь, гладкий живот с глубоким пупком. И Гена почувствовал, что ему можно все и она вовсе не против, если сжать ее грудь, провести ладонью по животу, между сиявших атласной кожей ног. Вот бы бросить ее на землю, ощутить, как выгибается тонкая талия, как раздвигаются бедра.

Морок!

Сквозь шум крови, прилившей к голове, Гене показалось, что он услышал голос бабки Улексы. Возбуждение тотчас прошло. Но голая девчонка не исчезла. Только злобно сверкнули ее сузившиеся глаза да пропала улыбка.

Гена вскочил и хотел было броситься прочь от этой якутки. Но она швырнула в него каким-то предметом, неизвестно откуда взявшимся в ее руках.

Гена успел схватить его, иначе выхлестнуло бы глаза. Это была лопатка-хавсиду. В какую-то секунду, пока он разглядывал вещицу для игры, мир стал рушиться.

Валуны обернулись зловонными дымившимися ямами, из которых, как черви, полезли белесые извивающиеся твари. Взвившийся ураганный ветер подхватил их и понес прямо на Гену.

Морок!

Гена не стал дожидаться, пока похожие на сгустки тумана мрази навалятся на него. Бросил чертову хавсиду и помчался прочь. Бежал так, что не успевал хватать ртом воздух и что-либо различать перед глазами.

А потом полыхнул ослепительный свет.

Гена сразу остановился. Зажмурился, набрался решимости и глянул в сияние.

Это же солнце, обычное солнце!

Гена до слез обрадовался яркому небу, домам с огородами, зудящему столбу мошкары над головой. И деревянному зданию «Востоксамоцвета», рыже-серому гравию возле него, и разъезженному шоссе с коровьими лепехами, и сельпо с облезлым крыльцом.