Колдовство

– Пойдем еще соседей ваших спросим, может, кто чего слышал, – сказала Галя.

– Ничего никто не слышал. – Тамара почти закрыла дверь, и лишь ее толстые губы и подбородок с застывшей на них улыбкой торчали в проеме. – Точно вам говорю! Спали все.

– Как убитые? – спросила Галя.

– Ага, – кивнула Тамара и улыбнулась, показав крепкие желтые зубы. – Как убитые.

И закрыла дверь. Галя прислушалась, но шагов в доме не услышала. Женщина все еще стояла за дверью.

– Ну вот видишь, товарищ лейтенант, – сказала Галя нарочито громким голосом. – Значит, врут люди. Ничего не произошло.

Она мотнула головой в сторону реки. Шушенков кивнул и, взяв Ветерка под локоть, потащил его к калитке.

Перед тем как выйти со двора, Галя, не удержавшись, бросила взгляд через плечо. За стеклом крыльца, у самой двери, маячил за занавеской крупный силуэт. Галя улыбнулась и помахала ему рукой. Ответного движения не последовало.

– Вот же тварь, – пробормотала Галя, улыбаясь, и быстрым шагом догнала Ветерка с участковым.

– Это что за фигня была? – спросил Шушенков. – Что это значит?

– Ветерок, – сказала Галя. – Ты, кажется, говорил, что Милядова Андрей зовут?

Ветерок кивнул.

– Ну вот, а я ошиблась – Антоном его назвала. А она и не поправила. – Галя посмотрела на Шушенкова. – А потом вы уже сами видели. В каком классе учится – не знает, когда из школы приезжает и где школа находится – тоже.

– Не местная? – понял Шушенков. – Прикидывается?

– Нет, – Ветерок покачал головой. – Это Тамарка. Узнал я ее. Только вот – она уже и не Тамарка совсем, а как эти. – Он вновь посмотрел на дом за рекой. – Говорю же – они не такие, как мы. А как инопланетяне. – Тут он вздрогнул. – А если вдруг…

– Нет никаких инопланетян, – поморщилась Галя. – Значит, ты ее узнал, говоришь? Я тоже ее вроде видела… Когда в школе выступала перед родителями, в январе вроде. Значит – она уж точно в курсах и где ее дочь учится, и когда занятия заканчиваются. Получается – либо врет с перепугу…

– Не похоже, – сказал Шушенков. – Держится уверенно, улыбается, не дрогнула ни разу, не смутилась, хоть мы и внезапно нагрянули.

– Значит, и правда позабыла, как дочь зовут и где та учится… Да и беременность эта…

– Мне показалось, это она уже над нами издевалась, – грубо сказал Шушенков. – Просто зубоскалит в нашу сторону. Рожать она через два года собралась…

– Это они так нажираются, – сказал Ветерок, и оба участковых повернулись к нему. – Говорю же – людей они жрут. И вообще – всё подряд жрут, пока не распухнут. Не могла же она и правда забыть, как детей рожают!

– Это да, – сказала Галя, помолчав. – Она же не идиотка. Должна знать, сколько детей вынашивают. Сама ведь рожала когда-то. Хоть и подросла уже дочь – а помнить должна. Такое не забудешь. Значит, остается повреждение ума…

– Какое повреждение? – не понял Шушенков. – В смысле – сотрясение?

– Нет, скорее – психика. То ли одурманили ее чем, какими-нибудь наркотиками или грибами гальцугенными, то ли мозги в секте промыли. Я смотрела – в Москве не так давно какой-то жирдяй набрал старух и заставил их поклоняться своему попугаю. Бог Кузя вроде. Здесь, может, то же самое произошло. Или и то и другое. Наркотики – и секта какая… не знаю. Но баба эта – явно не в себе.

– Значит, наряд вызываем? – спросил с надеждой Ветерок.

– Рано еще, – сказала, подумав, Галя. – Не можем пока что: нет ни заявления о пропаже, ни явных признаков похищения. Просто, может, баба самогонки паленой с дихлофосом хлебнула – и позабыла, как дочь зовут и где она бродит. Такое опека решает, а не наряд. Надо сначала за реку зайти, к Полянским…

Ветерок вдруг бухнулся на дорогу, потянув на себя Шушенкова, и замычал сквозь сомкнутые зубы.

– Не пойду! Хоть убейте – не пойду!

– Давай. – Шушенков потянул его за руку, но Ветерок начал упираться. – Иначе неподчинение пропишем!

– И прописывайте, – выкрикнул Ветерок с внезапной злобой. – Везите в отдел – и пишите, хоть неподчинение, хоть кражу, хоть бродяжничество – только не туда! Говорю же – не понимаете вы ничего, эта сейчас одна была и прикидывалась! А когда много их будет да улыбаться перестанут… – Он вдруг разрыдался, с ходу и громко. – Вы ж меня обратно к ни-и-им тащите, на убо-ой! Не пойду – и все! – Он перестал плакать так же резко, как и начал. – И не имеете права силком тащить. Я на вас нажалуюсь тогда. Уволят обоих, – добавил он уже не так уверенно.

– А и не иди, – сказала Галя. – Оставайся здесь или чеши обратно. Авось пропустит тебя эта жируха, не погонится за тобой.

Ветерок, раскрыв рот, глядел на Галю. Та посмотрела ему в глаза и ухмыльнулась.

– Если повезет – дойдешь до дороги. Если, конечно, Полянские сейчас дома, а не бегают по деревне, тебя не ищут. И тогда – жди на остановке автобуса трехчасового, потому как тот, который на двенадцать, ты уже пропустил. Авось за пару часов не увидит тебя никто. Только вот – один будешь, без нас. И не поможет никто… Оставь его, Вадик. У нас дела…

Шушенков неуверенно выпустил руку Ветерка, но тот ее не опустил, а так и сидел, с задранным выше головы локтем.