Колдовство королевы

– И что ты собираешься делать? – спросил он Фельгора.

– После того, как мне заплатят за работу?

– Разумеется.

Фельгор задумчиво выпятил губы:

– Гм… Вору на островах неуютно. С острова не сбежишь.

– Эшлин обещала тебе двести золотых, Фельгор. Этого надолго хватит для безбедного житья.

– Обижаешь, Сайлас. Неужели ты до сих пор так и не понял, что я ворую не ради денег?

– А зачем тогда?

– Так ведь весело! Люди слишком трясутся над золотом и богатством, а мне нравится смотреть на их физиономии, когда я все это у них отбираю. – Фельгор выхлебал остатки вина и посерьезнел. – Мне будет тебя недоставать, Сайлас. Ты мой лучший друг.

– И мне тоже будет тебя недоставать, – искренне ответил Бершад.

Фельгор хлопнул его по плечу:

– Только тебе придется быть осторожнее. Ведь без меня некому будет тебя защитить.

– Значит, ты все это время только тем и занимался, что меня защищал?

– Память у тебя дырявая, драконьер. Да, ты не раз вытягивал меня из передряг, но я спасал тебе жизнь куда чаще.

Бершад задумался.

Фельгор вздохнул и начал отсчитывать на пальцах:

– На Вепревом хребте ты убил скожита, который хотел расколоть мне череп, а я спас тебя на причале. А потом в подземелье. А еще после битвы при Незатопимой Гавани я отыскал для тебя божий мох. Так что ты меня один раз спас, а я тебя спасал трижды. Это о многом говорит.

– Твоя правда, – улыбнулся Бершад.

– Даже не верится, что мы с тобой знакомы уже почти целый год. С прошлой весны, когда ты поднялся на борт папирийского корабля в Незатопимой Гавани.

Бершад сощурился:

– Вот ты только не разрыдайся тут.

– Я не настолько пьян. Пока еще не пьян. – Фельгор поднял бутыль с вином. – Но когда два отморозка поднимают бучу не в двух, а в трех странах и при этом остаются друзьями, то на прощание им просто необходимо упиться вусмерть. Таков закон.

– Какой еще закон?

– Мой собственный. Закон Фельгора.

Бершад замялся.

– Да ладно тебе. Не может быть, чтобы Эшлин тебя уже прижала к ногтю. Между прочим, пьем мы за счет капитана По.

Бершад пригладил бороду. Наверное, они с Фельгором больше никогда не увидятся.

– Что ж, выпьем еще бутылочку – и все.

– Еще бутылочку! – крикнул Фельгор барменше.

Они выпили еще восемь или девять бутылок. Все посетители «Подсадной утки» раскраснелись от вина и вспотели от танцев. По телу Бершада разлилось приятное тепло. Фельгор плакал, уткнувшись в плечо Кико.

– Я просто… – Он зашмыгал носом. – Мне его будет недоставать. И я не боюсь в этом признаться. Настоящий мужчина никогда не скрывает своих чувств, иначе ему грозит ранняя смерть.

– Ох, бедняжка, – ласково проворковала Кико, прижала его к груди и вопросительно поглядела на Бершада.

– Мне тебя тоже будет недоставать, – сказал Бершад и, помолчав, добавил: – Ты настоящий друг. А в нашем поганом мире это большая редкость.

В глазах Фельгора стояли слезы.

– Настоящий друг, – невнятно повторил он и рассеянно кивнул.

Было ясно, что он вот-вот уснет. Бершад встал.

– Мне пора, – сказал он. – А вот это я заберу с собой. Тебе уже без надобности. – Бершад схватил со стола ополовиненную бутыль. – И пока тебе не заплатили, смотри у меня, не нарвись на неприятности.

– Ага, – пробормотал Фельгор, закрыв глаза. – На неприятности.

Он опустил голову на колени Кико и захрапел.

– Бедняжка, – прошептала куртизанка.

Окину поселила их на постоялом дворе, и Бершад направился туда пешком по тихим городским улочкам, на ходу прихлебывая из бутыли. За весь вечер он выпил больше галлона дорогого крепкого вина, но лишь немного захмелел, хотя год назад уже упился бы в стельку и уснул тяжелым сном за щербатым столом в какой-нибудь дешевой таверне.

В небе над головой кружила серокрылая кочевница. Она весь день держалась за пеленой облаков, но с наступлением ночи спустилась пониже.

Чем ближе она подлетала, тем больше обострялись все чувства Бершада. Он с наслаждением вдыхал торфяной дымок из печных труб и ароматы сирени и лаванды, доносившиеся из таверн и борделей. Где-то вдали по брусчатке мостовой проехала телега, и стук деревянных колес грохотом отдавался в ушах. Мимо проскользнула бродячая кошка, и на Бершада пахнуло мышиной кровью.

– Не приближайся, – шепнул Бершад драконихе. – Не то в городе поднимут тревогу и все обосрутся со страху. А вдобавок осыплют тебя стрелами.

Серокрылая кочевница, будто услышав его слова, поймала восходящий воздушный поток и снова скрылась за облаками.

Ну и ну, подумал Бершад.

Хозяин постоялого двора сказал, что Эшлин принимает ванну в пристройке, где находилась купальня. Бершад прошел туда по усыпанной гравием дорожке, снял у входа сапоги и дернул дверь. Из купальни вырвались клубы горячего пара.

– Извини, – буркнул он и хотел было захлопнуть дверь за собой.

– Нет, оставь пока открытой, – раздался голос Эшлин. – А то слишком жарко.

Бершад помедлил на пороге, между влажным жаром купальни и ночной прохладой.

– Все, можешь закрывать. Давай тащи сюда свою татуированную задницу.