Колье Барбары

— Господин штурмбанфюрер, в ближайшее время я хотела бы поговорить с каждым из этих людей в отдельности. И потрудитесь сделать так, чтобы им обеспечили нормальные условия содержания. Договорились?

— Я простой солдат и прошу вас называть меня Гюнтер. А задержанных, я думаю, будет лучше всего разместить в привычной им среде обитания. Я имею в виду Несвижский замок.

— Отличная идея, Гюнтер. Тогда у меня к вам тоже будет одна просьба, сугубо личного характера. Обращайтесь ко мне тоже просто по имени.

— Но, княжна, для меня это слишком высокая честь.

— И все же я настаиваю, Гюнтер! К тому же я ещё слишком молода и предпочитаю, чтобы меня называли просто по имени. Перечисление всех этих многочисленных титулов меня очень утомляет.

— Я у ваших ног, Ганна! — воскликнул штурмбанфюрер и преклонив колено, поцеловал девушке руку.

Москва, Волхонка, Пушкинский музей, наши дни

— Здравствуйте, это Пушкинский музей? — стараясь придать своему голосу максимум беспечности, прощебетала я в телефонную трубку.

— Слушаю вас, — проигнорировав мой вопрос, ответили на том конце провода.

— Девушка, подскажите, пожалуйста, я могу к вам подъехать и переговорить с начальником отдела учёта и комплектования?

— Да. Можете подъехать сегодня в любое время. До 17.00 часов Иван Захарович будет на месте. А с завтрашнего дня он уходит в отпуск.

— Спасибо, — поблагодарила я неизвестную собеседницу и посмотрела на часы. Они показывали без четверти пять… — Очень милая девушка, — пробормотала я и бросилась к выходу. Чтобы успеть, пришлось мчаться сломя голову, распугивая встречающихся на пути автолюбителей и пешеходов чудовищными воплями «крякалки», установленной под капотом служебного «Мерседеса», и суматошными синими всполохами мигалки.

Когда я вбежала в здание музея, расположенного на вечно запруженной автомобилями Волхонке, было уже 17.10 часов. На мгновение остановившись на вахте и ткнув под нос ошалевшему от такой наглости охраннику служебное удостоверение, я, не останавливаясь, уже на бегу спросила:

— Иван Захарович в каком кабинете? — и, уже поднимаясь на второй этаж, услышала за спиной:

— Второй этаж, направо. Кабинет, как подниметесь — первый слева.

Иван Захарович оказался пожилым мужчиной невысокого роста с живыми и умными глазами. Бородка клинышком, круглые очки. Запылённый старомодный костюм с коротковатыми брюками. Но сорочка свежая. Словом, типичный историк. Я поздоровалась и без лишних слов протянула ему письменный ответ музея на наш официальный запрос. Тот самый, который я в обход генерала умудрилась отправить в Министерство культуры. Там не очень разбираются в наших фээсбэшных должностях, а потому обычный прямоугольный штамп с надписью «Федеральная Служба Безопасности России», оказал поистине безотказное и магическое действие на клерков вышеуказанного министерства, что позволило обойтись без подписи генерала. Конечно, узнав о таком самоуправстве, он немедля открутил бы мне голову. Но как говорится — не пойман не вор.

— Как же помню, помню. Что-то не так? — сразу забеспокоился Иван Захарович. — Я сам и готовил эту бумагу. Вас же интересовали предметы из Несвижского замка? Я ничего не путаю?

— Нет. Всё так. И вы абсолютно ничего не путаете. В ответе на запрос вы написали, что ряд произведений искусства из замка Радзивиллов находится в настоящее время в запасниках вашего музея. Вот и хотелось бы уточнить некоторые детали. Меня интересует прежде всего портрет Эльжбеты Радзивилл. На нем изображена молодая особа в длинном лиловом платье, сидящая на стуле. Он у вас? Я имею в виду портрет, а не стул, — попыталась пошутить я. — Вот, давайте, с него и начнём.

— К превеликому сожалению, вынужден вас огорчить, — искусствовед пропустил мою, по-видимому, не очень умную шутку мимо ушей. — Интересующий вас портрет утерян ещё в 1992 году.

— Не поняла. — опешила я, — как утерян?

— Дело в том, что данный предмет, а он значился в нашем музее под номером 34567532, — искусствовед, приподняв на лоб очки, сверился с какой-то бумажкой, — был отправлен в сентябре 1992 года в числе нескольких других полотен на международную художественную выставку, которая проходила в тот период времени на Мальте. Так вот, на обратном пути самолёт потерпел крушение, и все без исключения экспонаты погибли безвозвратно. Так, по крайней мере, нам сообщили. Так что, если ваш интерес исчерпывается только этим экспонатом, я ничем не смогу вам помочь, — развёл руками учёный.

— А подробное описание этой работы сохранилось? Вы сами видели портрет? — быстро задавала я вопросы с надеждой в голосе. — Ведь отправляемые за границу предметы искусства должны были быть застрахованы. Я правильно понимаю?