Колея к ржавому солнцу

«Шелкопряд», как назвал его Гриша, разошелся, и немногочисленная публика без всяких скидок отплясывала под его накрученную музыку. Даже Святые Угодники, изменив шансону, жег, танцуя локтями и трясясь телом, как в припадке эпилепсии.

К стойке подскочила Анникки, отпила виски из Жекиного стакана.

– Джеко, вай а ю нот дэнсинг? (Жека, ты чего не танцуешь?)

Жека пожал плечами.

– Ай донт вонт (не хочу).

– Ай лав ю, Джеко! (Я люблю тебя, Жека!) – чмокнула его финка и вернулась к воинам танцпола.

* * *

Они стояли в очереди к пункту досмотра в Схипхоле. Анникки держала Жеку за локоть и время от времени поглядывала на него. Наверное, она бы не улетела, но на завтра у нее была назначена встреча с ценным гостем, имеющим отношение к экологии и согласившимся поучаствовать в ее видеоблоге. Жека соврал, что останется на несколько дней, потому что хочет дождаться друзей из Москвы, которых якобы сто лет не видел. А потом уже прилетит в Хельсинки.

Тогда девушка и сказала ему впервые: «Ай лав ю, Джеко!» – и поцеловала долгим лакричным поцелуем, смутив стоявших за ними пожилых индийцев в костюмах и чалмах.

Пройдя контроль, она помахала ему рукой и, больше не оглядываясь, направилась в сторону нужных ворот, покатив за собой чемодан.

Настя ждала Жеку в полутемном баре возле его отеля. По вечерам многолюдный и шумный, сейчас, едва открывшись, пустой бар казался ошалелым, как после долгих праздников. Когда Жека вошел, Настя улыбнулась даже не столько ему, сколько себе. Взяв кофе, он приземлился рядом с ней. Несколько минут они молча сидели, смотрели друг на друга, разглядывали прохожих через витрину, на которой белые, растянутые в ширину буквы складывались в название: «LUX».

– Что теперь думаешь делать? – спросила Настя.

Бармен обходил столики, зажигая стоявшие на них свечки в подсвечниках из толстого стекла. Свечу на их столике он зажег только со второго раза, извинившись, направился к соседнему столику, а пламя их свечки вдруг мелко задрожало, дернулось и погасло. Свеча испустила струйку дыма, словно душу, и Жека почувствовал, как окончательно разваливается его жизнь.

Он допил кофе и, не произнося ни слова, взял Настю за руку и повел к себе в номер с вполне ясными им обоим намерениями. После быстрого незащищенного секса, который, если уж честно, мог бы оказаться и получше, они лежали в постели, не прикасаясь друг к другу, холодные, как пластиковые Кен и Барби. Размышляя о том, стоило ли ради этого все затевать, Жека скользнул взглядом по телу девушки.

– Отвык я уже от тебя, – признался он.

– Просто это не я, не Настя, – попыталась отшутиться она. – Я сейчас – Ленка Габарова, чешка. Я же рассказывала, что у меня визовый карантин. Так что в Голландии я по фальшивым документам.

– Не боишься?

Вместо ответа Настя провела ногтем по его руке вверх, к плечу. От этого прикосновения у Жеки встопорщились волоски на шее. Он перехватил ладонь девушки и поднес к губам. Произнес:

– Надо искать новое жилье.

– Не останешься в отеле? – спросила Настя.

– Дорого, – ответил Жека. – Поищу какой-нибудь хостел, что ли.

– Слушай, – Настя приподнялась на локте, – а переезжай к нам с Лукасом в Пайп. У нас же две комнаты. Маленькие, но две. Поселим тебя в одной. Раскладное кресло свободно.

– В этом есть известное изящество, – сказал Жека. – Вы – в ЗАГС, Хоботов – в монастырь… И дешевле, чем помочь мне деньгами на отель. А что Лукас? Он что скажет?

– «Хэллоу, Жека!», наверное.

– Высокие отношения…

– Нормальные! Для духовных людей… Я позвоню ему. Обрадую.

– Ты скажи, что живут не для радости, а для совести… Настя, да подожди… – Жека сел на кровати, потер колючий подбородок. Подумал, что Анникки, наверное, еще где-то в воздухе над Европой. – Ты это сейчас серьезно? Я решил, ты шутишь… Думаешь, я поеду? Буду спать на кресле-кровати, пока вы в соседней комнате делаете детей?

– Я вчера опять у врача на приеме была. Мне снова сказали… – девушка поднялась с постели, прошла, ступая по скрипучим паркетным доскам, достала из холодильника и с коротким шипением открыла банку лимонада. – Уже третий по счету врач… Своих детей у меня не будет. Это к вопросу о том, чтобы их делать.

– Извини. Не знаю, как и реагировать. Ты ведь хотела…

– Помолчи лучше.

– Лучше давай спустимся в этот «Lux».

Через три часа, хорошо поднабравшись, они ехали на трамвае в ДеПайп. Глазели на подсвеченный в декабрьской темноте Рейксмузеум, в безлюдных залах которого скучали картины Рембрандта и да Винчи.

– Провожу тебя и поеду в отель, – говорил Жека, видимо пытаясь убедить в этом себя самого.

Он поднялся с девушкой до дверей ее квартиры. Целомудренно подержал за локоть.

– Все, мне пора! А то увидит еще этот твой профессор из Дании. Хиппи лохматый!

В квартире у Насти было тепло и сумрачно, потому что горели только бра в комнатах. Лукас с косяком сидел на стуле, через подключенные к ноутбуку колонки играла классическая музыка.

– Хэй! – дружелюбно помахал он рукой Жеке.

Тот кивнул.

– Проходи на кухню, – сказала Настя. – Я сейчас.