Коллапс. Гибель Советского Союза

«Парад суверенитетов» после Декларации о государственном суверенитете РСФСР впервые поставил вопрос о целостности советской военной машины и армейских подразделений. Если прибалтийские республики и республики Южного Кавказа получат полную самостоятельность, предупреждал Язов 28 сентября 1990 года, то советский военно-промышленный комплекс потеряет более ста заводов, критически важных для производства СУ-25, авиаракет «воздух — земля», пункты наведения фронтовой авиации, комплексы средств автоматизации и т. д.[509] С июля по сентябрь 1990-го Верховный Совет Украины принял несколько законов и постановлений, осложнивших воинский призыв с ее территории или запрещающих прохождение военной службы за пределами «национальной» территории республики. В Верховном Совете РСФСР Ельцин призывал ввести те же правила для российских призывников. Это означало раздел армии по границам республик, фактическое разрушение единой призывной системы. К октябрю 1990 года армия недосчиталась 400 тысяч призывников. Призывная кампания полностью провалилась в прибалтийских республиках, на Южном Кавказе и в Молдавии, но численность новобранцев также значительно упала на Украине и в Российской Федерации

[510].

В конце октября Горбачев провел серию совещаний с верхушкой военного командования. Все, кто принимал в них участие, пришли к выводу, что Советская армия находится в кризисном состоянии, а причина заключается в кризисе центральной власти. Выступавшие жаловались на «импотенцию» Горбачева и Рыжкова. Генерал-полковник Владислав Ачалов, командующий советскими воздушно-десантными войсками и самый молодой генерал в армии, говорил от лица многих: «Никто не выполняет указы президента». Он также выразил свое отношение к использованию армии во время межэтнических конфликтов: «Расплачиваемся солдатскими жизнями за амбиции фюреров». В январе 1990 года Ачалов по приказу Горбачева ввел подразделения ВДВ в Баку, чтобы очистить город от боевиков Народного фронта и демонстрантов. Он стал свидетелем того, как политическое руководство страны, включая Горбачева, дистанцировалось от военных, в то время как московская пресса и оппозиция обвинили армию в проявлении насилия против безоружных гражданских лиц. На Кавказе, в Прибалтике, Молдавии и Западной Украине, продолжал Ачалов, люди относятся к армии как к «русским оккупантам». Если президент не начнет действовать, заключал Ачалов, армия будет вынуждена ввести военное положение, чтобы защитить военнослужащих и обеспечить сохранность военных складов. Такое провокационное заявление было рассчитано на то, чтобы привлечь внимание Горбачева[511]

.

Военный парад 7 ноября 1990 года не поднял моральный дух советских военных. Офицеры, командовавшие танковыми дивизиями и войсками ВДВ, впервые почувствовали себя нежеланными гостями в столице. «Когда парад кончился, — вспоминал один из его участников, — было одно ощущение — тяжелой усталости, как будто закончил не парад, а большую, грязную, неблагодарную, унизительную, непрестижную работу[512]. 13 ноября Горбачев встретился с группой из более чем тысячи советских офицеров, избранных в Верховный Совет и на другие общественно-политические должности. Военные продолжали подчиняться своему главнокомандующему, но он явно потерял их уважение

[513]. Спустя неделю Язов сопровождал Горбачева в Париже на конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе. Советский лидер был одним из тридцати пяти глав государств, подписавших Парижскую хартию для новой Европы, а также ДОВСЕ. Во время церемонии советский дипломат, участвовавший в переговорах и стоящий рядом с маршалом, услышал, как Язов сказал будто себе самому: «Этот договор означает, что мы проиграли Третью мировую без единого выстрела»[514]

.

СТОРОЖЕВОЙ ПЕС

В конце 1990 года КГБ был огромной структурой — 480 тысяч человек офицерского и технического состава, работавших внутри тайной полиции со строжайшей военной дисциплиной. Комитет был наследником революционной Чрезвычайной комиссии, ОГПУ, НКВД и МГБ и действовал как «карающая длань партии» — точнее, был террористическим инструментом коммунистического режима. Подобно партии, КГБ пронизывал все структуры Советского государства, общества и экономики. Только в одной Москве штат КГБ насчитывал от 65 до 89 тысяч единиц. Также имелась секретная агентура и платные информаторы, чьи имена и должности были наглухо запрятаны в архивах. В подчинении у Комитета были пограничные войска и таможня, его управления обеспечивали всю логистику и коммуникации для партийно-государственного аппарата, безопасность стратегического ядерного оружия и многое, многое другое[515].