Коллапс. Гибель Советского Союза

В Москве расклад сил был тоже не в пользу Ельцина. Перспектива возвращения Горбачева к власти радовала немногих — опросы показывали уровень одобрения президента СССР не выше 17 процентов, 45 процентов выражали ему недоверие. Патриарх Алексий на призыв Ельцина о поддержке не ответил, сказавшись больным[983]. Вечером Андрей Козырев в разговоре с американским поверенным в делах Джимом Коллинзом признался, что на массовую народную поддержку ельцинская стратегия сопротивления не рассчитывает. Наоборот, идея состояла в том, чтобы граждане оставались дома во избежание каких бы то ни было столкновений с военными, силами безопасности и возможного кровопролития

[984]. Посольство США суммировало сложившуюся ситуацию следующим образом: «Большая часть населения живет своей жизнью более или менее как обычно», готовая «примириться с любым результатом, к которому приведет борьба за власть»[985]

.

Никто, кажется, не обратил внимания на решительный поворот в ельцинской позиции — из радикального крушителя советского конституционного порядка он вдруг превратился в его защитника. «Радио Свобода» отправило в Белый дом своего корреспондента, который транслировал оттуда слова Ельцина на весь Советский Союз. Телеоператор CNN сумел запечатлеть Ельцина на танке, и кадры мгновенно облетели весь мир. Этот репортаж оказал огромное воздействие на дальнейшее развитие событий — Ельцин оказался лидером «борьбы за демократию в России».

Из-за восьмичасовой разницы во времени президент Буш спал в семейном поместье Кеннебанкпорт в штате Мэйн, понятия не имея о московских событиях. На восточном побережье США заканчивалось воскресенье, и дело шло к полуночи, когда CNN сообщило о «болезни» Горбачева и о введении в Москве чрезвычайного положения. Брент Скоукрофт услышал о новости в гостиничном номере, недалеко от поместья Буша. Он позвонил Роберту Гейтсу, который остался в Белом доме заведовать Ситуационной комнатой, командным центром американского государства, и спросил его о перевороте. «О чем вы говорите?», — недоуменно переспросил Гейтс. Скоукрофт разбудил Буша и позвонил Джеймсу Бейкеру, проводившему отпуск на ранчо в Вайоминге. Буш вернулся ко сну — ему нужно было набраться сил для трудного дня. Бейкер провел бессонную ночь, переживая за судьбу своего друга Шеварднадзе. Скоукрофт продолжал следить за развитием ситуации, постоянно поддерживая связь с Гейтсом и сотрудниками ЦРУ. Но узнать им удалось немного[986].

Проснувшись утром в понедельник в половине шестого, Буш решил наговорить свои мысли на диктофон для истории. Первые слова были о Янаеве: «Он поздравил меня после моей речи на Украине об уважении к Союзу и о выборе народа. Мне он понравился. Я послал ему блесны для рыбалки. Человек вполне симпатичный. Теперь же, судя по первым сообщениям, понятно, что он всего лишь подставная фигура, что, впрочем, мы всегда знали… Мы мало что можем сделать — на самом деле ничего не можем…» Затем мысли Буша переключились на Горбачева. Он ни на секунду не заподозрил друга Михаила в участии в заговоре: «Я думаю о его чувстве юмора, о его мужестве… Горжусь тем, что мы тебя поддерживали. Сейчас найдется немало умников, которые будут указывать на ошибки, но ты делал то, что было правильно и нужно для твоей страны». Эти слова звучали как прощание[987]

.

Вскоре появился Скоукрофт и призвал Буша сосредоточиться на стратегических интересах Америки. Главные цели администрации состояли в том, чтобы добиться от Кремля завершения вывода советских войск с территории Центральной Европы и соблюдении им обязательств по сокращению ядерного и обычного вооружения. На проведенной в доме президента встрече с прессой Буш решил воздержаться от слов или жестов, которые могли бы толкнуть сторонников жесткого курса на дальнейшие безрассудные шаги, например, в Восточной Германии или в Прибалтике. Накануне пресс-конференции Буш позвонил Колю, — тот сказал, что ни в коем случае не хочет провоцировать советских военных, все еще размещенных на территории Германии. Также Буш поговорил с Миттераном, который ответил: «Давайте не создавать ощущение, что все потеряно. Путч может провалиться через несколько дней или несколько месяцев. Трудно силой насадить режим в меняющейся стране. Ничего у них не получится. В республиках СССР есть теперь свои избранные лидеры»[988]. Буш последовал совету Миттерана. «Путчи проваливаются, — заявил он собравшимся журналистам, а люди в России уже “вкусили свободы”». Введенный режим чрезвычайного положения он назвал «экстра-конституционным», но вместе с тем ни слова не сказал о санкциях и явно не хотел сжигать мосты в отношениях с московским руководством. В частном порядке он надеялся, что Янаев будет соблюдать существующие договоренности[989].