Коллапс. Гибель Советского Союза

Утро было тяжелым и для лидеров «Демократической России». Вдова Андрея Сахарова Елена Боннэр обычно никогда не включала телевизор. На этот раз, однако, позвонивший ей друг велел это сделать. Первая реакция Боннэр — шок и ужас. Давно ожидавшаяся диктатура пришла. Силы реакции все-таки нанесли ответный удар. Ей вспомнился 1941 год, нападение нацистской Германии на Советский Союз, когда она добровольцем пошла на фронт медсестрой. Сталин тогда сказал по радио: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» Эти слова Боннэр на автомате повторяла начавшим названивать ей американским журналистам. Вдруг она опомнилась: «Что я говорю?!» Но времени для размышлений не было. Это была война до конца, на уничтожение[971].

Шеварднадзе, проснувшись утром в своей московской квартире, сказал помощникам: «Это начало 37-го года…» Он позвонил Александру Яковлеву и с облегчением услышал, что тот дома, не арестован. Затем позвонил Ельцину. Российский лидер был тоже на свободе и снял трубку. Шеварднадзе, однако, с уверенностью считал, что скоро за всеми придут. Он решил созвать пресс-конференцию для западных журналистов. Единственный путь к спасению, был убежден он, — обратиться за политической и моральной поддержкой к общественному мнению Запада: «Мы должны говорить о правах человека». Когда об этой идее услышали его коллеги по демократическому движению, многие испугались. Ведь такой призыв будет считаться государственным преступлением. «Никто из нас может не дожить до вторника», — сказал один из соратников Шеварднадзе[972].

Многие советские граждане, дети и внуки жертв сталинского террора, тут же вспомнили о массовых репрессиях, о психушках КГБ, о преследовании диссидентов. Несколько лет горбачевской либерализации, гласности и новых свобод внезапно показались кратким сном. Кому-то пришла мысль: неужели и наши дети обречены жить под тиранией лжи, лицемерия и угнетения?[973]

Большинство поддались инстинкту и решили залечь на дно. Некоторые товарищи Шеварднадзе по Движению демократических реформ перестали отвечать на телефонные звонки. Страх заразителен, он охватил и иностранцев. Находившаяся тогда в Москве в научной командировке американская исследовательница Виктория Боннел вспоминает: «В нас боролись сложные чувства — осторожность и безрассудная смелость, надежда и отчаяние, возбуждение от того, что мы оказались в эпицентре истории, и страх за себя и родных. В конечном счете мы не знали, что делать». Виктория и ее муж решили остаться в Москве и посмотреть, что будет[974].

Лишь немногие смогли перебороть страх и начать действовать. Дочь Елены Боннэр Татьяна и ее друзья росли в тени героических диссидентов. Теперь настало их время. Татьяна ринулась к Белому дому, зданию российского парламента, чтобы быть вместе с соратниками. Здесь, как они считали, будет центр противостояния хунте[975]. Сюда же направились и некоторые из окружения Ельцина. Владимир Лукин родился в годы Большого террора — отец и мать, оба коммунисты, были арестованы вскоре после его рождения. Однако страха он не испытывал — слишком близко знал Янаева и других лидеров ГКЧП, чтобы их бояться. Эти люди, считал он, не пойдут до конца. Явившись рано утром в еще пустовавшее здание российского парламента, Лукин собрал депутатов, до которых ему удалось дозвониться. Его план состоял в том, чтобы созвать российский съезд и объявить переворот незаконным[976]

.

Ельцин прилетел в Москву поздно вечером в воскресенье 18 августа из Алма-Аты, где встречался с казахским лидером Нурсултаном Назарбаевым. В его воспоминаниях об этой поездке почти ничего нет. По другим источникам, во время этой встречи шел пир горой, казахский лидер обильно потчевал дорогого гостя. В какой-то момент Ельцин решил искупаться в ледяной воде горной реки. Его отговорили. Тогда он лег поспать, из-за чего вылет в Москву задержался на пять часов. По какой-то так и оставшейся невыясненной причине самолет Ельцина перенаправили с военного аэродрома, где он должен был приземлиться, во Внуково. Весь полет Ельцин проспал. Охрана доставила его в собственный дом в Архангельском-2, огороженном жилом комплексе для государственных чиновников на северо-западной окраине Москвы[977]. В 6 утра дочь Татьяна разбудила его криком: «Папа, вставай! Переворот!» В течение получаса ошеломленный Ельцин сидел в трусах перед телевизором. Тем временем жена Наина и дочь Татьяна проверили домашний телефон — невероятно, но он работал. Начали обзванивать других российских руководителей, живших поблизости в том же загородном комплексе. Скоро у Ельцина собрались Хасбулатов, Бурбулис, Силаев и вице-мэр Москвы Юрий Лужков. Оказался там и мэр Ленинграда Анатолий Собчак. Все были потрясены и с минуты на минуту ожидали прибытия спецназа КГБ[978].