Коллапс. Гибель Советского Союза

Осенью 1990 года ученые и журналисты начали обсуждать в прессе «номенклатурную приватизацию». Виктор Ярошенко в статье для журнала «Новый мир» писал о «партии котов», подразумевая «жирных котов». Ими были чиновники из партийного аппарата и их младшие коллеги из комсомола и советских профсоюзов, которые использовали кризис как возможность приватизировать собственность. Пресса писала о новых коммерческих банках, совместных предприятиях и синдикатах, которые росли как грибы и в качестве стартового капитала использовали деньги, щедро позаимствованные из партийного бюджета. Партии принадлежало большинство издательств, которые воспользовались новыми законами и стали коммерческими обществами. Они начали печатать за деньги любую продукцию включая и антикоммунистические манифесты оппозиции. То же самое произошло с предприятиями по производству бумаги – они начали экспортировать бумагу на внешний рынок по цене 800–1000 долларов за тонну. «Партия котов», заключал Ярошенко, не была заинтересована в жестком конфликте. Вместо этого «они потребовали от демократического лагеря негласного общественного договора – вы позволите нам благополучно уйти на покой с набитыми карманами, а мы… не будем в вас стрелять и сажать в тюрьмы». Спустя десять лет эту метафору «договора» подхватили западные ученые, изучавшие феномен «исчезновения» коммунизма в Восточной Европе^[493]

.

Леон Оников, работавший в центральном аппарате партии, писал в мемуарах: «Каждый профессионал понимал, что неудача с перезагрузкой КПСС неизбежно вела к распаду СССР, потому что на ней держалась вся система». Оников подобно Горбачеву, Яковлеву и Черняеву был типичным «человеком шестидесятых» – для него единственным способом обновить партию было сделать ее объединением просвещенных бюрократов и интеллигенции, превратить в социал-демократию. Оников не был достаточно циничен, чтобы представить, что коммунистическая номенклатура может быть преобразована в правящий класс и главного бенефициара государственного капитализма, как это происходило на тот момент в Китае^[494]

. Но либеральный партийный аппаратчик был прав относительно состояния советского государства. Большинство в партийной номенклатуре не могло понять, почему Горбачев продолжает передавать рычаги влияния, особенно материальные активы, другим исполнителям во имя «демократического социализма». Еще при Леониде Брежневе партия превратилась в иерархию республиканских и региональных кланов и управляющей элиты. Они оставались лояльными генеральному секретарю до тех пор, пока чувствовали себя частью системы, которая могла наказать их за непослушание, но в то же время защитить их клановые интересы. Реформы 1989 года, и в особенности возвышение противоборствующих республиканских структур, поставили эту лояльность под вопрос.

В течение 1990 года партийная элита и кланы поняли, что старая номенклатура с центром в Москве может исчезнуть, как это произошло в Восточной Европе. Власть над кошельком и управление государственным бюджетом перешло к Верховным Советам, их комитетам. Все это заставило неглупых партийных чиновников задуматься о том, как выжить после Горбачева. В республиках и национальных автономиях это переосмысление шло полным ходом. У старых номенклатурных управленцев было в крови балансирование между центром и местными интересами под флагом национального суверенитета. Как минимум это давало им новые рычаги, чтобы торговаться с Москвой за экономические ресурсы. В республиках, таких как Украина и Белоруссия, партийные аппаратчики вместе с управляющими экономикой сформировали правящее большинство в Верховных Советах. В Казахстане, Узбекистане и других республиках Центральной Азии партийные секретари уже давно действовали как полновластные лидеры этнических кланов. Это был рациональный политический и экономический выбор в ситуации растущей неопределенности^[495]

.

Бывшая когда-то мощной политической силой, способной мобилизовать людей и экономику в экстремальных условиях, партия превратилась в огромный конгломерат кланов и людей, действующих в своих собственных интересах. Многие из них хотели отстранить Горбачева от власти и безо всяких экспериментов с демократией развивать государственный капитализм. Тем не менее, как много раз демонстрировали партийные пленумы и съезды, Горбачеву не нужно было опасаться переворота со стороны номенклатуры. Несмотря на их раздражение и разочарование, никто не осмелился бы выступить против генерального секретаря. Они понимали, что даже если они не переизберут Горбачева, тот по закону останется главнокомандующим армии и руководителем КГБ. Эти структуры были ключом к горбачевской власти.

ВЕЛИКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ