Коллапс. Гибель Советского Союза

В конце 1990 года западные средства массовой информации стали писать о «правом повороте» Горбачева, который был вынужден опираться на старые элиты – госаппарат, ВПК, армию, КГБ и руководство партии. Однако свидетельства того, что творилось внутри этих групп, были ненадежны и основаны большей частью на слухах. Никто детально не изучал взгляды и предпочтения ключевых элит, на которых держался государственный строй. Эта глава посвящена исследованию «правого поворота» изнутри. Действительно ли советский лидер боялся ответного удара от ключевых сил распадающегося государства? И правда ли, что представители этих сил вынудили Горбачева повернуть к авторитарному правлению?

ОБРЕЧЕННАЯ ПАРТИЯ

В конце 1990 года КПСС все еще собирала взносы с 16 миллионов членов, но три миллиона ее уже покинули, и это было только началом обескровливания партии. Посетитель здания на Старой площади, где располагался аппарат ЦК КПСС, вряд ли мог заметить какие-либо перемены. Охрана КГБ все еще стояла у каждого входа гигантского комплекса, спецбуфеты по-прежнему предлагали деликатесы по смешным ценам (представляя разительный контраст с пустыми прилавками магазинов), те же чиновники сидели в просторных кабинетах за массивными дверями, обитыми деревом, и предлагали посетителям сушки с чаем. Но власть обитателей кабинетов в значительной мере перекочевала в другие институты. Большинство членов Политбюро и секретариата, избранные на съезде КПСС в июле 1990, были новыми и малоизвестными людьми. Когда делегаты съезда голосовали за некоторых из них, то поворачивались к коллегам, чтобы спросить: «А кто это?»^[481]

Новый партийный заместитель Горбачева Владимир Ивашко, старался понять, что он должен делать и чем руководить в новых условиях. Учитывая, что в каждой из пятнадцати советских республик была независимая компартия, КПСС больше не представляла собой монолит. «Наша задача, – инструктировал Ивашко свой аппарат, – стать мозговым трестом, координационным центром»^[482]. Центром чего и кого? Новые члены Политбюро и секретариата переживали кризис идентичности. Ивашко, бывший ранее главой компартии Украины, был согласен с тем, что КПСС необходимо реформировать. Партия, приняв новый устав и программу, превратилась в структуру без власти и стратегии. Единственное, что могли предложить Горбачев и Ивашко своим коллегам по партии, была «дальнейшая демократизация». «Что это значит? – спрашивал Ивашко у своих коллег. – Давайте посмотрим определение в энциклопедии^[483]

.

Анатолий Черняев прекратил ходить на заседания Политбюро. Перед партийным съездом он и другие либеральные советники убеждали Горбачева разделить партию и стать лидером ее либерального крыла. Они полагали, что в таком случае он сможет переиграть Ельцина. Даже советовали отменить намеченный съезд, боясь, что генсека снимут с должности. Московские аппаратчики, из тех, кто лучше чувствовал дух перемен, сформировали «Демократическую платформу в КПСС». Они хотели трансформировать авторитарную иерархическую организацию в социал-демократическое движение и поддерживали рыночные реформы. Ближайшее окружение Горбачева – Яковлев, Черняев и некоторые другие – уговаривали его возглавить это движение и, возможно, учредить новую политическую партию, никак не связанную с КПСС. Горбачев ответил отказом и объяснял Черняеву: «Нельзя эту паршивую собаку отпускать с поводка. Если я это сделаю, вся эта махина будет против меня»^[484]. Откровенное признание! Спустя годы после крушения Советского Союза историк Рудольф Пихоя недоумевал: почему Горбачев, достигший вершины власти изнутри партийного аппарата, так последовательно уничтожал власть коммунистической номенклатуры?^[485]

Он был лидером, который разрушил старую основу своей власти, не создав новую. Драма этого процесса была и в том, что архитектор реформ не знал, как использовать мощный политический инструмент партии для проведения реформ, но при этом так и не научился управлять страной без ее участия.

Осенью 1990 года «бешеные» консерваторы в партийном аппарате все больше поднимали голову. К ним относился Полозков и многие партийные секретари из регионов, обязанные своим выдвижением перестройке, но ненавидящие ее. Полозков возглавил «Коммунистическую партию России» внутри КПСС, гигантскую структуру численностью 9 миллионов человек, плативших партийные взносы^[486]. Он и его соратники говорили о «предательстве» идеологических принципов, а также потере советских имперских позиций. Трудно было предсказать, как КГБ и армия отреагируют на подобные заявления во время острого политического кризиса. Именно эти люди наводили ужас на московских друзей журналиста Дэвида Ремника, говоривших о «русском фашизме». Но у Полозкова и его сподвижников была серьезная проблема – полное отсутствие харизмы. Во время октябрьских и ноябрьских опросов Полозков получил всего 6 процентов голосов опрошенных, в то время как Ельцин – более 50 процентов^[487].