Коллапс. Гибель Советского Союза

Одним из «бешеных», которых Горбачев по ошибке привел в новое Политбюро, был Олег Шенин. Горбачев считал его «новым ленинцем». В действительности Шенин был почитателем Андропова и хотел вернуться к авторитарным реформам сверху и к политике «сильной руки». 16 ноября 1990 года Шенин выступил в Политбюро с докладом, направленным против идеи нового Союзного договора и любых сделок с Ельциным и другими лидерами республик. «Никаких мер, кроме чрезвычайных, быть не может», – утверждал Шенин, призывая опираться на советскую конституцию. Горбачев обвинил Шенина в том, что он «мыслит категориями военного времени»^[488]

.

Еще одной проблемой «российских коммунистов» было отсутствие нового политического языка, который отвечал бы потребностям массовой политики, разбуженной перестройкой. Партийные документы конца 1990 года были написаны мертвым языком шаблонов, не содержали энергичных призывов и лозунгов. На фоне златоустов и демагогов из оппозиции партийные аппаратчики были косноязычными, зажатыми и пассивными. Полозков сетовал на отсутствие хороших партийных ораторов на телевидении и нехватку талантливых перьев в прессе. Газета «Советская Россия», опубликовавшая печально известный манифест Нины Андреевой в 1988 году, оттачивала язык русского консервативного национализма. Но время для него настало лишь после падения Советского Союза.

При старой системе партийные аппаратчики жили на «скромную» фиксированную зарплату, не могли официально иметь состояние и обзаводиться значительной собственностью. Они цеплялись за предоставленные государством привилегии, включавшие снабжение качественными продуктами и закрытые дома отдыха. В отличие от них новая политическая элита могла накопить личное богатство. Горбачевские реформы позволили создать новую банковскую индустрию, оффшорные схемы и различные «кооперативные» предприятия. Это давало беспрецедентные возможности для личного обогащения^[489]

. Партийная элита далеко не сразу оценила эти возможности. В августе 1989 года министр газовой промышленности Виктор Черномырдин и его заместители решили использовать Закон о предприятии и преобразовать министерство в концерн «Газпром». Когда об этом узнали, многие недоумевали. Коллеги-министры крутили пальцем у виска: «Тебе зачем это надо? Ты же неприятностей на свою голову не оберешься». Партийно-государственные властители все еще не могли представить, что кто-то хочет покинуть ряды советской номенклатуры, уйти в вольное плавание и взять на себя ответственность за огромное предприятие, чреватое рисками^[490]

. Однако после падения восточноевропейских коммунистических режимов эта психология начала меняться. Партийные функционеры, включая самых высокопоставленных из Москвы и Ленинграда, начали присоединяться к процессу создания корпораций. Стал расти список новых советских акционерных обществ, созданных в регионах предприимчивыми партийными боссами совместно с государственными чиновниками и предпринимателями^[491].

Николай Кручина, управляющий делами ЦК КПСС, понял, куда дует ветер. Он управлял всей собственностью партии, стоимость которой составляла более 300 миллионов рублей. Горбачев вспоминал Кручину как «цельную натуру, довольно умного и осторожного, но при этом инициативного человека». В 1990 году Кручина понял: чтобы платить зарплату партийным аппаратчикам, особенно республиканским – как региональным, так и местным, – нужно действовать, как капиталист. Он направил партийные деньги, включая взносы 16 миллионов членов партии, на финансирование новых корпораций, концернов, коммерческих банков и других предприятий. Он также превратил в источник прибыли партийные активы, в том числе офисные здания, образовательные учреждения, больницы, дома отдыха, издательства, тысячи автомобилей, строительные компании и тому подобное. Услуги за пользование ими стали превращаться в платные. С помощью сотрудников КГБ и советских посольств Кручина создавал совместные предприятия с западными бизнесменами и политиками. Внутри страны он помогал создавать и пестовать первый выводок предпринимателей-миллионеров и коммерческих банкиров, которые вышли из рядов комсомольских аппаратчиков. Все это было сделано, чтобы идущее на убыль могущество партии обратилось в деньги^[492].