Коллапс. Гибель Советского Союза

Бурбулис также нуждался в человеке, который мог бы предложить жизнеспособный комплекс мер по выходу из экономического кризиса. Он скептически относился к комитету Силаева и не принимал всерьез «Гришу» Явлинского, который напоминал ему Горбачева. Как и тот, он много говорил да мало брал на себя ответственности. Ельцин единственный обладал и властью, и волей к действию. Бурбулис, однако, опасался, что капитал Ельцина будет растрачен вместо строительства демократической России на бесполезные затеи Горбачева. Для главного советника Ельцина создание российского государства, нахождение советских экономических активов в его юрисдикции и запуск радикальных рыночных реформ были тремя взаимоувязанными задачами^[1265].

После непродолжительного романа с моделью «шведского социализма», Бурбулис быстро отказался от этого варианта в пользу крайней версии рыночного либерализма. «Можно накормить голодного человека рыбой, а можно научить его ловить рыбу», – сказал он одному журналисту. Эту притчу любили повторять друзья Бурбулиса из числа американских правых как довод против государственного социализма. Шведская модель, слишком затратная, только увековечила бы привычку россиян к иждивенчеству. Русские должны были на своем тяжелом опыте научиться рассчитывать только на себя, на собственную инициативу. Бурбулис понимал: бессмысленно ждать от радикалов «ДемРоссии» практически осуществимой экономической стратегии^[1266]. Ни одна из существовавших экономических программ не подходила под его критерии. Экономический советник Ельцина Игорь Нит, профессор математики, написал программу, основанную на идеях советской математической эконометрики 50–60-х годов. Кроме того, Нит руководствовался опытом большевиков 20-х годов – те успешно ввели обеспеченный золотом червонец и балансировали между двумя экономиками, государственной и рыночной. Однако в сентябре 1991-го в стране не было диктатуры, крестьянство и нэпманы тоже отсутствовали. К тому же золотые запасы государства были близки к нулю^[1267]

.

Вторую программу подготовили стэнфордские экономисты, которыми руководил Михаил Бернштам. С марта 1991 года они работали в Москве под эгидой Высшего экономического совета (ВЭС) РСФСР. Американская команда разработала интереснейшую альтернативу Вашингтонскому консенсусу. Бернштам назвал этот подход «реформой без шока». Вместо крупных западных кредитов он и его коллеги предлагали использовать в качестве инвестиционного пула личные сбережения людей на банковских счетах, чтобы с их помощью рефинансировать государственные предприятия на рыночных условиях. По мнению специалистов, это позволяло одним выстрелом убить нескольких зайцев – советские предприятия преодолели бы зависимость от госбюджета, миллионы людей стали бы инвесторами, а потребность в западном финансировании сократилась. Бернштам верил, что стратегию возможно реализовать в рамках «сильного децентрализованного Союза»^[1268]. Однако в сентябре стэнфордские экономисты лишились своей главной политической опоры – председатель ВЭС Михаил Бочаров ушел в отставку. А Бурбулис проигнорировал Бернштама с его командой.

Еще одну программу предложил 45-летний министр экономики Российской Федерации Евгений Сабуров. Выпускник математического факультета, он принадлежал к полудиссидентской среде московской интеллигенции. Своей государственной карьерой Сабуров был обязан краткому моменту либерально-демократической эйфории. Впрочем, настоящую страсть он питал не к экономике, а к поэзии^[1269]. Программу Сабурова написала группа его друзей на одной из правительственных дач. В начале сентября «Коммерсантъ» опубликовал проект программы – попурри из элементов рыночной экономики и благих намерений. Как и в случае с Явлинским, Бурбулис невзлюбил Сабурова из-за его нацеленности на сохранение Союза^[1270]

.

Бурбулис понимал, что время уходит и Ельцин может поддержать программу Сабурова. Российский президент колебался между новой верой в капитализм американского образца и своим опытом на уральских предприятиях. Он любил продемонстрировать Бурбулису свои знания о том, чем жила советская экономика – мог по памяти цитировать цифры сбыта, предложения и спроса. Приятели Ельцина из свердловской партийной номенклатуры считали, что Россия к капитализму не готова. Один из них заявил британскому послу Брейтвейту: «Настоящих предпринимателей сейчас нет, одни мошенники». Почти о том же Ельцин говорил Бурбулису: если русские люди тянутся к стабильности, он обязан с этим считаться. После Госсовета с Горбачевым 16 сентября Ельцин отменил встречи и в очередной раз исчез. Западные дипломаты даже не знали, где находится российский президент. Бурбулис чувствовал, что Ельцин бежит от ситуации неопределенности и запутанности, с которыми не знает, как справиться. «Культура Бориса Николаевича мучительного выбора не предусматривала», – вспоминал Бурбулис. Изменить это могло только одно – новая смелая и простая стратегия, которой Ельцин бы доверился, принял и следовал^[1271].