А теперь приступим к занятиям. Планы несколько изменились. Вполне вероятно, что уже сегодня ночью ты понадобишься. Во всяком случае, ты должен быть подготовлен. Иди, мой мальчик, и будь прилежен в обучении.
Толик подхватил фонарь и повел его из подвала. Как и вчера, они поднялись по лестнице на второй этаж и прошли по коридору, но до комнаты, где Женя ночевал, не дошли, свернули в узкий проход между двумя массивными дверями, обитыми черной кожей. Толик открыл одну из них, втолкнул вовнутрь Женю, а сам остался снаружи.
Женя огляделся. Это была большая комната, сплошь заставленная мебелью. Она поразила его какой-то изысканной старомодностью, несколько вычурной и претенциозной, но обустроенной с большим вкусом и знанием дела: все здесь было подобрано одно к одному, ничто не выбивалось из общего стиля – ни тяжелые бархатные портьеры, ни дубовая мебель, ни огромная кровать под кружевным балдахином.
Растерявшись, Женя сделал несколько шагов вглубь комнаты и остановился, не зная, для чего его сюда привели и что он будет делать дальше. Он еще раз огляделся – комната казалась необитаемой, но готовой по первому требованию принять своих странных жильцов, для того чтобы они могли сразу же с комфортом здесь расположиться – поужинать при свечах за этим старинным необъятным столом, провести ночь любви на этой кровати за вызывающе роскошными занавесками, хорошо, со вкусом отдохнуть или решить какие-то свои тайные дела, ведущие от жизни к смерти и от смерти к жизни. Нет, не решить, а пока просто прорепетировать. Ну конечно, комната эта – только сцена, малая ученическая сцена, репетиционный зал.
Занавески дрогнули и поползли в сторону. На кровати показался мужчина лет сорока в синем махровом халате, надетом, судя по всему, на голое тело.
От неожиданности Женя вскрикнул и подскочил на месте. Мужчина улыбнулся и заговорил, противно сюсюкая:
– Пойди сюда, солнышко, не бойся. Дядя Боря тебя не обидит. Не в его привычках обижать таких хорошеньких мальчиков. Иди ко мне, садись.
Женя приблизился к кровати и осторожно сел на край, боясь и дрожа всем телом.
– Умничка моя, красавчик. Ну что ты дрожишь, дурачок? Все будет хорошо и совсем не страшно. Думаю, тебе даже понравится.
Он обхватил Женю за шею и поцеловал в губы.
– Расслабься и не бойся. Ничего такого ужасного в этом нет, глупые предрассудки. Не страшнее, чем с женщиной, не предосудительней и не стыднее, чем с самим собой.
Мужчина распахнул халат и принялся раздевать Женю, осторожно и аккуратно, почти нежно. Женя не сопротивлялся, он даже помогал Борису освобождать себя от одежды – картина, которую он увидел в подвале, действительно оказалась хорошим стимулом.
– Вот и умница, послушный мальчик. А теперь закрой глазки и ни о чем не думай, доверься дяде Боре, он уж свое дело знает.
Ничего другого и не оставалось. Все равно избавиться от этого нового кошмара не представлялось возможным. Лучше всего было сразу умереть, просто и безболезненно. Но просто и безболезненно никто бы ему умереть не дал. В случае отказа умирать его заставят долго и мучительно.
– Вот так, вот так, только расслабься.
Долго и мучительно. Мучительно и долго. Он, как сейчас Нина, скорчившись, будет лежать на грязной подстилке, с кровавой раной вместо правого глаза. А может, они придумают и еще что-нибудь пострашнее.
– Так, так, хорошо, мой мальчик.
Египетскую казнь с дверной ручкой. Или гестаповские пытки. Или… Но ведь и то, что с ним сейчас делают…
– Нет! Не надо! Пустите!
– Тише, тише… чуть… чуть… еще…
Все кончилось. Его больше нет. И теперь неважно…