Колода без туза

— В шеренгу по одному! — скомандовал им Мещеряков.

Офицеры послушно выстроились с карабинами у ноги.

Овчинников зашевелился. Связанные руки мешали подняться, от зверского удара кружилась голова. Он трудно встал на колени. Преодолевая слабость, медленно поднялся на ноги. Прохрипел офицерам:

— Бараны! Он же предатель!

Офицеры застыли словно неживые.

— Вы уж простите, господин чекист, пошутил я насчет холостых патронов, — издевательски ухмыльнулся Овчинникову Мещеряков и скомандовал офицерам: — Готовсь!

Офицеры, словно роботы, разом передернули затворы и одновременно вскинули карабины к плечу. Шесть круглых черных дырок смотрели в лоб Овчинникову.

— Он и вас по одному перебьет! — заорал смертник офицерам. — Ямы друг другу рыть заставит!

Офицеры не реагировали. Есаул спокойно достал из кармана шинели небольшой мешок, аккуратно расправил его, рывком надел на голову обреченного. Колпак достал до плеч. Овчинников попытался резким движением шеи освободиться от серой маски, но плотная ткань сидела словно влитая. Мещеряков вынул из футляра маузер, взял его за конец ствола, занес тяжелую рукоять над головой Овчинникова. Офицеры без команды одновременно подняли стволы карабинов в серое предутреннее небо.

— Сними колпак, падаль! — сдавленно заорал смертник из-под мешка. — Сними, дай сдохнуть по-людски!

— За-а-алпом!.. — скомандовал Мещеряков. — Огонь!

Воздух рванул залп, и одновременно Мещеряков с силой обрушил рукоять маузера на голову Овчинникова. Словно подкошенный, рухнул тот на землю. Срезанные пулями ветви посыпались на него сверху. Офицеры с любопытством обступили лежащего. Есаул наклонился, содрал с него колпак. Серое лицо Овчинникова было неподвижно, глаза закрыты.

— Психологически он мертв, а, воскреснув, лгать не сможет, слишком велико потрясение, — бесстрастным тоном многоопытного профессора, читающего привычную лекцию студентам, разъяснил Мещеряков офицерам и с размаху ударил Овчинникова в бок носком сапога. Овчинников застонал, медленно открыл затуманенные глаза. Есаул ухмыльнулся:

— Думали, все кончено?.. Только начинается!..

Приказал:

— Встать!

Овчинников, сжав зубы, медленно сел. Пес, по-прежнему готовый к прыжку, не сводил с него глаз.

— Шериф, сидеть! — снова бросил Мещеряков собаке и скомандовал обступившим его офицерам: — В шеренгу по одному!

Офицеры отошли на прежнюю позицию и опять выстроились с карабинами у ноги. Овчинников, пошатываясь, мучительно поднялся с земли, с трудом выпрямился.

— Готовсь! — приказал есаул офицерам.

Те заученно передернули затворы и вскинули карабины к плечу. Опять шесть темных отверстий целили в лоб смертнику. От слабости, головокружения, а главное, от того, что вся безжалостная процедура казни, которую он только что уже один раз пережил, теперь во всех страшных подробностях повторялась сызнова, Овчинникову на миг показалось, что он утрачивает ощущение реальности происходящего и теряет над собой контроль, но холодный голос Мещерякова отрезвил его, сразу поставил все по местам, и Овчинников с облегчением подумал, что в самом деле нет худа без добра.

— Я выполню вашу просьбу, дам умереть с открытым лицом, — учтиво сообщил Овчинникову Мещеряков и бесстрастно скомандовал офицерам: — За-а-алпом!..

Он поднял руку для последней команды и сделал паузу.

— Стреляйте, скоты! — с ненавистью прохрипел офицерам Овчинников. — Вам ведь все равно, кого убивать! Учитесь умирать у столбового дворянина! А то в штаны наложите, прежде чем подохнуть! Огонь, холуи! Огонь!

Офицеры с карабинами у плеча стояли словно истуканы. Ничего нельзя было прочесть на их каменных лицах. Замер с поднятой для команды рукой есаул. В наступившей на короткое мгновение тишине стало слышно, как облетавшие с деревьев листья, шурша, медленно ложились на землю. Внезапно Мещеряков вздрогнул: Овчинников запел. Запел, шатаясь от слабости, исступленно и яростно:

Боже, царя храни!

Сильный, державный,Царствуй на славу,На славу нам!.. —

глухо и страшно выкрикивал обреченный слова государственного царского гимна.

На невозмутимых лицах офицеров проступило изумление, сменившееся растерянностью: такого они еще не видели никогда.

Нет, сказал себе есаул, так притворяться невозможно. Этот человек уже перешагнул последнюю черту. Он отрешился от всего земного и теперь стоит не перед ним, Мещеряковым, а перед богом. Всевышнему не лгут. Вот Овчинников и раскрылся. Затянувшаяся проверка закончена, задача решена, можно приступить к главному — тому, ради чего был устроен этот жестокий цирк. Но каков испытуемый!..