Шум в келье затих, а шагов в коридоре всё не было слышно. «Так довела Мария парнишку до постели или нет?» – не понял Ланге и только собрался подняться, как тишину разорвал резкий крик Марии. Падре вскочил, попытался подняться с кровати, но ноги его, больные и затёкшие, отнялись, не почувствовав пола, и подкосились. Он так и рухнул на колени; что-то в нём хрустнуло, где-то защемило, острая боль победила его, уложив плашмя на холодный пол кельи. Мария опять закричала.
Ланге собрал последние силы и пополз к двери. Бессильно волоча своё длинное тело по ковру, загребая его руками, он пытался сдвинуться с места. Сколько полз до двери, не помнил, только вот у самого порога услышал, как кричит Жоэль.
Мария отбивалась от незнакомца. Огромный бородатый мужик зажал ей рот мёртвой хваткой: она пыталась вырваться, но не могла. Слишком неравны были силы.
– А ты хорошенькая, – дышал он у неё над ухом.
Мария замерла от страха. Ни пошевелиться, ни вздохнуть.
– Твой старик слишком долго выёживался, – говорил он, нюхая её волосы, – а мой хозяин не привык долго ждать. Или вы уберётесь отсюда по-хорошему, или вас раздавят, как клопов!
Мария попыталась пошевелиться, но мужик только крепче прижал её к себе.
– Не рыпайся, девочка, – он дышал подобно зверю, – а то я за себя не ручаюсь.
Пальцы его, твёрдые и грубые, сжали до боли ее рёбра, Мария вскрикнула, но под его огромной мозолистой рукой, что вместе с ртом зажала ей пол-лица, мало что было слышно.
– Ух ты, какая, – хрипел он, – вы, монашки, все такие горячие? Или это только мне повезло? – Он засмеялся.
У Марии горели щёки, дрожали ноги, она вся дрожала. Мужик начал задирать ей сорочку, но плотная ткань до самого пола никак не поддавалась ему. В темноте блеснуло что-то металлическое. Он подставил нож к её шее.
– Я возьму тебя сейчас, – задыхался он, – а потом приду ещё. Ты же никому не скажешь, верно? Хорошая девочка… – Он уткнулся носом в её волосы и стал жадно дышать. – Тебе всё равно никто не поверит.
Клинок опустился от шеи к груди, зацепил ворот сорочки, оттянул его вверх и разрезал по всей длине; потом, зацепив рукава, разрезал и их. Тряпьё затрещало и спало на пол к дрожащим ступням Марии. Она в одних лишь панталонах стояла посреди своей кельи и только молилась о том, чтобы поскорее умереть. Мужик развернул её к себе и впился вонючим ртом в её дрожащие губы.
Мария услышала шаги – это падре шёл к ним; сейчас он умрёт от инфаркта, он ничего не сможет сделать, и это убьёт его. Что будет с ними? Мария уже не чувствовала, как грубые руки ходили по её холодному телу, как сжимали всё, что можно было сжать, – она думала не о себе.
– Ложись! – рявкнул мужик и бросил её на кровать.
Она вскрикнула и ударилась затылком об стену, а он начал расстёгивать брюки.
Вдруг тёмная высокая тень выросла над его головой, вскрикнула и чем-то тяжёлым ударила по нему. Тень кричала и била, кричала и била.
– Жоэль, не надо! – вскочила Мария. – Убьёшь!
Но парень не слышал её; он кричал и бил, измесив всё лицо негодяя огромной глиняной вазой.
На полу, в луже крови лежали бездыханное тело и осколки разбитой вазы. Мария, прикрывшись одеялом, прижимала к себе Жоэля и с ужасом смотрела на кровавую плоть.
В дверях кельи, пошатываясь и держась за косяк, еле стоял падре.
– Тронул? – спросил он, посмотрев на Марию.
– Не успел, – сказала она и покраснела.
– Ну ничего, дочка, ничего…
Взгляд Жоэля опять стал стеклянным и отрешённым. Марии показалось, он всё забыл. Так даже лучше, решила она.
– Забудь всё, забудь, – шептала Мария, целуя его в макушку, – ни к чему это помнить.
26 глава
Нет, только не это… На меня смотрели зелёные глаза и длинные, почти до самых бровей, ресницы. Брови же уходили вверх, куда-то под белые кудри. В затылке что-то болело и жутко чесалось. Что это, чёрт возьми? Я достал из головы шпильку, одну и вторую. Волосы мадам Лоран освободились от этих спиц и упали мне на плечи. Этот Норах не просто играл со мной, он, наверное, уже умирал со смеха.
– Неправда.
Я обернулся.
– Вы сегодня на редкость милы, – сказал он. – Разве это не лучше, чем быть Фабьеном? Будете затягивать корсет – не перестарайтесь, мадам Лоран уже не так молода.
– Не собираюсь я ничего застёгивать!
– Так и будете ходить? В неглиже? Боюсь, вас раскусят.
– Мне плевать!
– Я бы не стал так говорить. Вы потратили слишком много времени и почти ничего не узнали. Зачем вы отправили бедного доктора к церкви? Из-за вас он пролежал почти два часа на холодной земле. А если б он умер?
– То ничего не изменилось бы, я прав?
– Не совсем, изменилось бы многое. Хотя бы то, что вы проиграли бы. И не дошли.
– Я и так не дошёл.
– Я не был бы столь категоричен. Понимаете, в чём дело, мой друг…
– Никакой я вам не друг!
– А вы не сдаётесь, – Норах усмехнулся. – Понимаете, в чем дело, мой дорогой друг, вы можете переставлять фигуры как вам угодно, но убирать их с доски нельзя. С этой работой они справляются сами. Вы чуть не убили доктора, и Фабьен, знаете ли, без вас был бы более сговорчивым, но вы решили рискнуть и его жизнью тоже… Как вы представляете себе игру без пешек?