– Выбор – самое лёгкое и вместе с тем – самое сложное, с чем каждому человеку приходится столкнуться.
Выбор… Николай предпочёл бы, чтобы этот выбор никогда не вставал перед ним.
Рано утром Борька растолкал Яшку. Втроём они собрались у старенького телевизора Фарука и включили первый выпуск новостей.
Красивая диктор по-арабски печально сообщала о жестоком убийстве британского учёного, чьё тело нашли где-то в бедных кварталах Каира. Фото не прилагалось – полиция оцепила место происшествия, и корреспондентов не подпустили ближе. Представители британского посольства уже прибыли. Корреспондент коротко докладывал на камеру, что у трупа было то ли обожжено лицо, то ли выжжены глаза, и убийца оставил след – древнеегипетский символ.
Якоб крепко выругался. Борька тяжело опёрся о стол, не в силах пока осмыслить произошедшее.
Вскоре телефон начал разрываться от звонков. Звонили коллеги, студенты – все делились страшной новостью, уточняли, правда ли это, и выражали свои соболезнования. В какой-то момент Борька просто отключил телефон, больше не в силах слушать поток этих излияний. Хотелось замкнуться, побыть наедине с этой потерей, без чужих громких слов и всхлипываний. Молча он пошёл к лестнице, чтобы подняться в комнату, и за спиной услышал тихий голос Фарука, обращавшегося к Яше:
– Мне очень жаль, что он не послушал и не остался.
Смерть Тронтона разделила события глубоким шрамом на «до» и «после». Она стала своего рода точкой невозврата – переломным моментом, когда угроза уже перестала быть чем-то смутным, полуреальным, родом из чьей-то чужой истории. Нет, всё происходило по-настоящему, здесь и сейчас,
И не только это…
После ночи ритуала восприятие Якоба трансформировалось. Это было странное чувство, словно ты привык закрываться в собственной спальне – то есть в данном случае в собственном черепе – и отдыхать от мира, но теперь в этом заповедном клочке пространства неизменно находился кто-то помимо тебя. С духами Войник встречался и прежде, начиная с того первого дня в больнице, где из комы его вернула советская медсестра. Он не разделял потусторонних сущностей на живых и мёртвых – все они были частью неведомого мира, к которому он старался относиться философски и не слишком заморачиваться, чтобы не вернуться к людям в белых халатах.
А вот теперь, получается, он делил собственное сознание с мертвецом. Хотя сам лорд Джонатан предпочитал называть себя «перешедшим в иное состояние».
– Какой уж тут сосредоточиться – они убили профессора!
Карнаган оказался деликатным призраком – не сыпал картинами своего прошлого, не приносил с собой кошмары. Лишь иногда краем глаза Якоб видел в темноте силуэт пса с горящими глазами, но, как правило, эта безобидная тень лишь переходила коридор или устраивалась в углу комнаты, где журналист работал над записями.
– Почему снова псы? – бормотал Войник, листая фотографии.
– Но вы же – человек…
Лидка, лежавшая на столе у ноутбука, коротко мяукнула, соглашаясь с призраком.
Когда Якобу в самом деле удавалось сосредоточиться, а не соображать лихорадочно, как выбраться из этого приключения живым и помочь остальным, он чувствовал себя просто удивительно. Джонатан Карнаган словно расширил горизонты его восприятия, и Войник видел соответствия, фрагменты, складывающиеся в единое целое. Словно вселенная вдруг разложилась перед ним на бинарный код, и он знал ключ, видел – стоит только руку протянуть. Чужие разум и память наслаивались на его собственные. Знания, накопленные другим человеком за целую жизнь, пополнили его сокровищницу. Временно это или нет, Якоб не знал, но сейчас этого было достаточно. Все шифры казались такими логичными! Там, где не хватало страниц или часть текстов была уничтожена, Джонатан брал дело в свои руки в прямом смысле этого слова. Прежде Войник скептически относился к понятию «автоматическое письмо», когда человек в трансе открывал себя потоку информации. Или какому-нибудь духу – это уже смотря во что верить. Процесс вселения был совершенно безболезненным и даже щадящим для многострадальной психики Якоба, навидавшейся всякого. Его рука просто начинала жить своей жизнью и чужим почерком выводила на чистом листе недостающие фрагменты текстов.