Комендант потусторонней крепости (СИ)

Клык не ответил. Он быстро дышал, как загнанная собака, высуну длинный алый язык.

Я нагнулся, сплюнул вязкую слюну. Когда разогнулся посмотрел на наших спасителей.

Тонкая фигура в полной экипировке поднял руку и на неё сел маленький сокол. В другой руке, которую она картинно упёрла в бедро, был новенький РПК-16. По выбивающейся из-под шлема и балаклавы длинной белоснежной косе пробегали искорки тлеющих разрядов, перескакивая на экипировку.

То, что я принял за тролля, неподвижно стояло, и держало как автомат КПВТ. Тяжёлый пулемёт, позаимствованный у БТР-80, размещался в самодельной сварной конструкции, сделанной из труб и уголков.

— Спасибо тебе, Соколина, — произнёс я и шагнул к девочке.

— Ложись! — вместо этого крикнула она, прячась за голема.

Я обернулся. Мимо пронеслась, оставляя фиолетовую трассу, заколдованная пуля орды. А может наша секретная разработка, доставшаяся врагу?

Барьер все же сильно затормозил пулю, и она упала в траву, словно камешек.

Взвизгнул и заскулил Белый Голос, схватившись ладонями за ногу. Потерявшая энергию пуля не пробила конечность, но ударила с такой силой, что сломала кость.

Третья пуля попала точно в меня. В грудь словно ударили ломом. Я упал на спину и закашлялся. Не от пули, ткнувшейся в бронежилет, а от удара об землю. но ничего, главное мы дома.

Глава 36

Шаг через себя

— Яробор —

Солнце село за кромки деревьев, забрав с собой не только свет, но и тепло. В воздухе начали звенеть вездесущие комары, извещая о наступлении вечера. От этих окаянных тварей, коих в нынешний век звучно называли паразитами да москитами, не было спасу даже богу. Звонцы собирались в гулкие стаи и искали себе прокорм.

Я сидел на крыльце своего терема и смотрел в лес. Уже много времени прошло, как ушёл Андрюшка, и я начинал беспокоиться. Не боязно было, что на него нападут дикие звери, ибо животины были в моём подчинении. Я боялся, что он наложит на себя руки. Что это за бог такой буду, ежели жрецы мои этой, как её, суицидай сдохнут. Значит, не уберёг, значит, не осилил. К тому же из-за леса слышались частые взрывы и выстрелы. Те целыми гроздьями разрывали тишину, сообщая, что идёт бой. Войско все всполошилось, бегает, суетится, да токмо на звук не может найти ворога. Лес он такой.

Я поднял со ступени соломинку и сунул её в рот, став неспешно жевать, аки сытый лось. Сухая соломина была совершенно безвкусной. Она лишь отвлекала мысли.

Рядом слышался беспрерывный плач, переходящее то в всхлипывание в захлёб, то в надсадный вой. Я повёл глазами. Плач раздавался из-за угла терема. Поморщившись, я встал с пахнущих сосновой смолой свежеструганных ступеней, потом направился к этому плачу.

За углом обнаружился тот ряженый, как девка, пацанёнок. Я много чего повидал за свои тысячелетия, и юродивых всяких разных, и людей, что едят друг друга, и женщин, убивающих своих чад, и даже мужеложцев видел, но вот чтоб они не таились и рядились в женские тряпки — тако первый раз.

Это несуразное чудо ревело в три ручья, сидя на небольшой поленнице, сложенной для Настьки, чтоб бегать недалече было.

Я смотрел, а внутри росла тоска. Не бросать же этого юродивого под открытым небом на ночь глядя. Он мне зла не делал.

— Ты чей будешь? — Поправив шкуру на плечах, спросил я.

— Я? — всхлипывая, спросил ряженый. Он провёл по красным глазам ладонью, утирая горючие слёзы.

— А ты кого здесь зришь окромя меня разве? Кто я, я и так ведаю. Ты-то кто?

— Женя.

— Что припёрся сюда, Женя? — выбросив соломинку, спросил я.

Создание снова подняло на меня глаза, несколько раз тяжело вздохнуло, а потом разразилось воем по-новому.

— Я не помню-ю-ю, — донеслось до меня сквозь плач.

— Как это, не помню? — поднял я брови, — Не бывает такого. Ты к моему дому пришёл, а уже и не помнишь зачем?

— Не помню-ю-ю. Ничего не помню.

Я обернулся. На вой вышли все мои домочадцы. Настька качала головой, хмурый Антон презрительно глядел на ряженого, Лугоша, насупившись, таращилась на парня, как на несуразную невидаль. Наивная она ещё, не ведает, что и так бывает. Даже анчутки вылезли из-под печи и высунули мордочки из-за сруба.

От стоящего чуть поодаль электрика опять несло хмельным. Я уже и со стрелецким головой говорил, и торговцам запрещал, да все равно пьян. Не до него было всё время, потом разберусь. Некогда. Одни несуразицы на меня валятся. Забулдыге зелено вино само в руки попадает, нерадивого стражника чуть опричники не казнили, а дьяк опять до смерти ряженые отроки доводят. Словно козни кто строит.

И тут я замер. А ведь и взаправду, было дело то нечисто, уж чует моё сердце. И как я сразу-то не сообразил? И даже разумею, кто жизнь портит. Княжна преисподней. Не получилось пса на меня натравить, хочет из-под меня опору выбить. Сейчас жрецов лишит, потом ещё какую кознь устроит. Это же не успокоится, пока жизнь не испоганит.