Комендант потусторонней крепости (СИ)

Я открыл глаза. Прохожие огибали нас, посматривая косо на наши одёжи да на наручи жёлтые, словно это клеймо было. Глаза стали присматриваться к мелочам, а внутренний колдовской взор довершал рисунок бытия. Вот беззаботные юнцы, шумно обсуждали какого-то препода. Что это за чин такой я не стал выслушивать, потом узнается, как и то, почему он их загрузил каким-то сопроматом, но, видать, не так уж тяжка та поклажа, раз такие костлявые да немощные снести смогли. Всяко легче брёвен для сруба да мешков с мукой на мельнице.

Юнцы остановились и поглядели в след очень легкомысленно одетой девице, цокая языками, и называя её классной тёлочкой. Ещё пара странных слов.

Девица горделиво прошагала в чёботах с высоким-высоким каблуком. Даже дивно, как ноги не переломала, идя нарочито важным шагом.

Мимо прошёл гладко выбритый мужчина, от которого запахло резким непривычным благовонием. На мужчине был тёмно-серый сюртук с портами из дорогой, слегка поблёскивающей, как шёлк, ткани. Светло-голубая сорочка и шейная тряпица в пару были сюртуку. На ногах блестящие чёрные обутки, как те, что у Градислава были. Мужчина презрительно смерил нас с ног до головы, отчего мне захотелось открутить ему голову и насадить на странный фонарь о трёх сменяющих друг друга цветных огнях. Я стиснул кулак, услышав короткое «Ой» от Лугоши, чью ладонь держал своей руке.

Я перевёл взгляд. Недолече не молодая уже баба объясняла малому дитяти, что какой-то лего они покупать не будут, но ребятёнок орал во всё горло, мол, хочу и всё. Потерявшая терпение баба поволокла дитё прочь, злая как цепная собака.

И все мужики без шапок. Все бабы простоволосы. Срам да и только.

— Дядя Яробор, — начала Лугоша, указал на другую сторону улицы, — а я знаю, что это.

— Что? — коротко спросил я, подняв бровь и переведя взор в ту сторону.

— Это трактир.

Я присмотрелся. И правду трактир. За большим стеклом было видно, как за столами сидят люди и едят, обсуждая промеж себя всякое.

— Дядь Яробор, пойдём, посмотрим. Я ж никогда в трактире не была.

— Да ты только в деревню бегала людей издали смотреть. Скотину видела и дома, — усмехнулся я.

— Я пока в трясине не утопла тоже в тереме жила. Кажется. Наверное, да. Плохо помню. И коров было вот столько.

Девчурка показала мне растопыренные ладони, явив десяток перстов.

— И свиней стокма же. А кур и гусей без счёту.

— Так уж и без счёту? — усмехнулся я простоватой ручейнице.

— У меня пальцы кончились, — не смущаясь ответила та. — Пойдём. Я всегда хотела на трактир поглядеть. В соседнее село когда народ ездил, всё бахвалялся, как в кабаке хорошо.

— Ну, пойдем, — протянул я, и мы шагнули через улицу. — Токмо, ты жёлтое колечко спрячь. Не по нраву они мне.

Лугоша кивнула и убрала свой наруч за пазуху. Я тоже положил в мошну на поясе. Потом достану при надобности.

Сбоку что-то дико завизжало. Я глянул. Белая гладкая низкая карета скуля колёсами остановилась совсем рядом со мной, едва не коснувшись бедра. Из оконца почти по пояс вылез мужик и стал браниться как полоумный.

— У тя чё, урод, глаз нет?! Ты чё под машину кидаешься, ублюдок! Бампер после тебя ремонтировать, как после тупой собаки!

Я побелел от ярости. Всё нутро свело. Холоп голос повышает. На божество.

Он бранился, а я подошёл к нему и, скрипя зубами, схватил сквернослова за горло. Мужик захрипел и попытался руками разжать мои пальцы, но слабоват он был.

— Дядька, не надо, — услышал я звонкий голос Лугоши. — Пусть живёт юродивый. Ну, дядька, пожалуйста. Мы в трактир хотели, а не на скотобойню.

Я, тяжело дыша, разжал руку, а потом положил ладонь на подоконник окошка.

— Язык вырву и брошу тупым собакам, может он им более пригодится, — выскользнули тихие злые слова, обращённые к этому выродку.

Под пальцами заскрипело железо двери и лопнуло, осыпавшись мелкими осколками на лавку и дорогу, стекло.

Ко мне подскочила Лугоша и поволокла за собой. Я вдохнул и выдохнул, смиряя ярость. Так мы и шагнули в трактир. Я сразу стал рассматривать корчму. Рядом был пустой столик с лавками, туда мы и сели. Я ещё раз глянул сквозь окно, узрев, что та карета с вымеском стоит на месте. Только огни у ней начали жёлтые то вспыхивать, то гаснуть. В трактире воцарилась тишина. Все смотрели на нас. Некоторые достали свои зеркальца и подняли, так что они оказались меж глазами и нами.

— Эй, трактирщица! — позвал я кабацкую девку, что стояла неподолече. — Снеди нам!

Девка, прикусив губу и поглядывая то на нас, то на окно, подошла к столику. В глаз у ней читалась опаска. Правильно. Богов бояться надобно, дабы почтение проявлять.

— Вот меню, — сглотнув комок в горле, произнесла она.

На столик легла книжка в красной обложке с буквами на ней. Меню, тебю, ею. Чуднее слова.

— Дядь, а что здесь написано? — спросил полушёпотом смущённая Лугоша.