— Я обозначил, — уже на нормальной громкости отозвался Альф. — Текст придётся снять, пацана — уволить. С этим можешь не торопиться, в течение месяца. Просто пообещаешь мне, и всё.
Было бы странно, если бы не.
— Ты тогда и вторую часть угрозы озвучь.
— Конечно. Твоя жизнь изменится навсегда, — просто сказал Альф. — Ты пока не знаешь, как. И даже я не знаю, как. Но круто. И тебе не понравится. Ты потеряешь своё дело, люди останутся без работы, а город помашет рукой «Улице». Это точно того стоит?
Андрей сам не раз думал об этом, поворачивая ситуацию то так, то эдак. Давно уже, очень давно он ждал этого разговора. Какого-то такого, после которого уже нельзя остановиться. Не по поводу «Моста», и даже, может, не по поводу «Улицы». Но ждал, что однажды кто-то с серьёзным и даже, наверное, государственным лицом — вот как у Альфреда Селиванова — скажет: или-или, решай.
И вот.
— Знаешь, — сказал Селиванову Андрей, — вам всё кажется, будто наше занятие — это такая херня про задавание заранее согласованных вами вопросов и про умение работать на дядю. А отдельным из вас даже — что вы этот дядя и есть. Это всё глюки, Альфред. Курите дрянь какую-то…
— Глюки так глюки, — не стал спорить Селиванов. — У меня, кстати, был недавно по пьяни, я там разговаривал с хорьком в прокурорских погонах. Сейчас расскажу…
Он снова был весел и ироничен.
Андрей зашёл и бросил на пол сумку. Он никуда не стал проходить из коридора, не зажёг свет, не стал раздеваться.
Включив фонарик в телефоне, Полина обнаружила облокотившегося на стену мужа, который задумчиво тёр лоб.
— Никиту взяли, — сказал он вместо привета.
— Господи! — выдохнула Полина. — Допрыгались? Из-за работы? И что теперь?
Андрей слегка покачивался взад-вперёд, погрузившись в пустую, лишённую любых мыслей прострацию. Он и чувствовал разве что усталость, остальное как-то растворилось в крови. После долгой паузы, во время которой Полина ещё что-то говорила, взмахивая рукой с телефоном, он всё же вышел из оцепенения, помотал головой и сказал:
— Пока не знаю. Мы будем думать с Таней.
Полина всё же зажгла свет. У неё было перекошенное от ужаса лицо. Или это ярость?
— И о чём же вы будете думать, можно спросить?
— Спросить всегда можно, — согласился Андрей. Он закрыл глаза от разгорающихся ламп и теперь водил пальцем по векам, как будто рисовал на них знак бесконечности.
— Мы уже много раз говорили, — напомнила Полина. — Господи! Как там его мать? Вы ей звонили?
— Мы взяли ему адвоката. Саша уже занимается. И делаем специальный выпуск. И ТВК возьмёт главной темой. Может, ещё кто-то.
— А мать-то?!
— Таня к ней поехала. И Никитина старшая сестра, нашли её.
Андрей всё же сбросил с ног ботинки, повесил куда-то в сторону шкафа пальто. Хотел спросить, спят ли дети, и тут как раз выбежала пижамная Варька. Бросилась обниматься, потребовала — «на ручки!». Затараторила, рассказывая, что́ они сегодня видели с няней (синих птиц! И жёлтых!). Полина попробовала её оттащить, но это только провоцировало визг — так и остальных разбудит.
Андрей, придерживая вцепившуюся в него Варьку, прошёл с ней на кухню.
— Нальёшь папе чаю? — попросил он её.
Варька сначала согласилась, но потом передумала и осталась сидеть на руках. Стала расстёгивать-застёгивать молнию у него на свитере, дёргать собачку замка. Чаю в итоге налила Полина.
Варька рассказала, что Ваня забрал и спрятал её маркеры. И что у него надо отобрать. Андрей пообещал: завтра — обязательно. Немного почитали (только одну, и спать!) книжку про кота Шмяка, послушали, какие слова Варька теперь знает, и Полина всё же утащила её в детскую спальню.
Андрей заглянул в холодильник и понял, что есть ничего не хочется. Так и похудеть недолго, с некоторым удовлетворением подумал он. Похлебал чая. Налил ещё кружку и ушёл в «кабинет». Так он называл отгороженную шторой зону в зале, отвоёванную у балкона крохотную площадочку для стола, кресла и маленького стеллажа с разной смешной ерундой, которую Полина не даёт поставить на всеобщее обозрение. Щёлкнул по носу японскую маску и упал в своё кресло пилота.
Пролистал местные телеграм-каналы — про Никиту пока ничего, даже там, где обещали. Поздно уже, люди разошлись, у всех семьи, объяснил себе Андрей. Завтра, конечно, загалдят, — но то завтра. Это значит, что с наскока сейчас продавить ситуацию и выбить хотя бы домашний арест не получится. Почти наверняка не выйдет. Отправят в СИЗО, а местное СИЗО — это, конечно…
— Почему ты всё воспринимаешь в негативном свете? — продолжала выговаривать ему Полина. Оказывается, она уже некоторое время как отодвинула штору. — Не все же воруют и убивают. Почему нельзя писать о другом?
Заткнись, подумал Андрей. Лучше заткнись, Поля. Вот не сегодня.
— Слушай, Поленька… — нарочито мирно и даже с полуулыбкой начал он.
— Андрей! Давай уедем, а? — вдруг попросила Полина. — Сколько раз говорили!
— Куда уедем, Поленька?
— В Грузию. Тебя Иракли звал. И вообще: русских много, на языке говорят, детям есть, куда пойти в школу. А? Пока не кончится?
— Да, — вздохнул Андрей, — в Грузию можно… Пока не кончится.