Комитет охраны мостов

Тем временем «Excellence» верхний, он же явный, стал ещё придирчивее допускать клиентов в спортзалы, к казавшимся теперь совсем уж бутафорскими тренажёрам. Были введены разноцветные карты допуска, в том числе и для персонала, которые позволяли попадать только в одну определённую зону. Подземные этажи обзавелись биометрическими сканерами, а стеклянные глаза камер обсыпали внутреннюю империю частой пузырчатой сыпью. В прессу несколько раз, не исключено, что и в воспитательных целях, просачивались истории о том, как сурово караются нарушители цветовой субординации. Комплекс перешёл на осадное положение. Идея попасть в него с улицы и без приглашения была смешна.

У Никиты к тому же не было плана. Точнее, у него был план, который нельзя было считать планом даже из жалости. А ведь в своё время Никита сумел придумать, как пробраться на военную комиссию округа по дедовщине — у Никиты потом ещё долго выясняли, в самом ли деле он соврал, что является сотрудником (выдуманного) КЧН, и где он мог получить удостоверение спецслужбы. А одно из внеплановых заседаний крайизбиркома, на котором перелицовывались протоколы, он записал, разобрав розетку в соседнем кабинете (скандал был, кое-кого выгнали с работы, но результаты не отменили).

Подходя к дредноуту «Норникеля» со стороны улицы Профсоюзов и раздумывая над этой ещё одной нелепостью расположения «Excellence», лучший краевой дебютант имел редкую за последние недели пустоту в голове. Её уравновешивало только совершенно иррациональное ожидание, будто Ружинский наверняка всё решит. Всё поймёт и отрегулирует. Достаточно к нему прорваться. А для этого подойдёт любой способ, даже просто повернуться к камере и кричать: Владимир Петрович, я Никита Назаров, насчёт Лены! Впрочем, это всё же на крайний случай.

У входа Никита задерживаться не стал. Чем дольше мнёшься, тем вернее тебя остановят ещё на подступах. Собрал равнодушное лицо, глядя мимо всего сразу, толкнул дверь.

Из внутренностей космического фитнеса ударил божественный суперэлектрический свет, выжигая серый осенний воздух, которому открыл путь Никита. Казалось, если подержать дверь открытой, это неудержимое сияние вырвется на свободу и покатится по всему городу, меняя темень на свет, минус на плюс, и даже, может быть, губернатора на что-нибудь полезное в хозяйстве.

Вот какой он — Гудвин, Великий и Ужасный, подумал Никита. Такой, что хочется сощуриться от нестерпимости его сияния и радостно заорать. Дебютант остановился около входного турникета и приготовился звать охрану, но к нему уже плыла улыбающаяся русоволосая фея в голубом.

— Здравствуйте, Никита! — звонко прокричала она издалека. — Ждём вас!

Великий и Ужасный сидел за простым, геометрически лаконичным столом. На этом, впрочем, вся простота кабинетной обстановки и заканчивалась. Слева на хозяина «Excellence» смотрел кастомизированный — фиолетовый с металлическим отливом и зелёным фирменным яблоком — экран «Мака». Справа пялилась глазами-дырами глиняная (а может, каменная) фигурка какого-то звероподобного людоедского божества с растопыренными когтистыми лапами. За спиной Ружинского помещался огромный — Никите никогда не приходилось такого видеть — во всю стену аквариум. Причём это был не стеклянный прямоугольник системы насыпали-в-воду-песка, а целый коралловый риф, сложно устроенный: с пустотами, пещерами и каким-то огнями святого Эльма в глубине — целая Атлантида, из которой то тут, то там выглядывали разноцветные рыбьи бошки.

Стоило взглянуть в сторону аквариума, как остальная комната размывалась и утекала в подпространство. Видимо, так и было задумано.

Спрятанный среди подводных чудес Ружинский приветственно чуть наклонил голову и указал рукой садиться. Кресел перед ним было два: белое и чёрное — с одинаковыми высокими спинками, в которых будто бы гигантские короеды прогрызли многочисленные ходы.

Никита сел играть белыми.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — по возможности уверенно произнёс он, хотя никакой уверенности как раз не было. Наоборот, внимательный безэмоциональный взгляд отшельника не давал особых надежд на обеспокоенное отцовство. Разве что он, как всегда, не захочет отдавать своё.

— Проблема в том, — внезапно заговорил Ружинский высоким, несколько театральным тоном, — что теперь, когда вы пришли сюда, Никита, в Большом Вигваме будут думать, что это я заказал ваш текст.

Хозяин демонстрировал осведомлённость. Хозяин плевал на церемонии. Хозяин хотел произвести впечатление — и, конечно, производил.

— В Большом Вигваме? — переспросил Никита.

Ружинский криво улыбнулся, отчего на его лице стал отчётливо заметен червячный шрам под левым глазом.

— В Сером Доме. Там, где сидят эти мудаки в перьях.

— Ага. Теперь, говорите, когда я пришёл? Хотите сказать, за вами наблюдают? Или за мной?

— И за мной, и за вами, — Ружинский тихонько рассмеялся. — Два администратора бегали стучать Глушникову. Ну вот куда это годится?

Никита хотел уточнить, как складывается дальнейшая жизнь тех администраторов, но дальновидно промолчал.