Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

   Онѣгинъ вновь часы считаетъ,   Вновь не дождется дню конца.   Но десять бьетъ; онъ выѣзжаетъ, ⁴ Онъ полетѣлъ, онъ у крыльца,   Онъ съ трепетомъ къ Княгинѣ входитъ;   Татьяну онъ одну находитъ   И вмѣстѣ нѣсколько минутъ ⁸ Они сидятъ. Слова нейдутъ   Изъ устъ Онѣгина. Угрюмой,   Неловкій, онъ едва, едва   Ей отвѣчаетъ. Голова¹² Его полна упрямой думой.

   Упрямо смотритъ онъ: она   Сидитъ покойна и вольна.

^7–17

…несколько минутОни сидят. Слова нейдутИз уст Онегина. Угрюмой,Неловкий, он едва, едваЕй отвечает. ГоловаЕго полна упрямой думой.Упрямо смотрит он: онаСидит покойна и вольна.

Здесь моей целью было передать намеренно спотыкающийся ритм с переносами (он отзовется дальше прерывистой речью Татьяны в XLIII и XLVII); вот отчего для воссоздания и чувства, и метрики мне понадобился неровный стих. Наплывы этих строк в переводе сохранены, однако по-русски звучание более мелодично благодаря совершенной ритмической насыщенности ступенчатых сегментов этих четырехстопников. Конец строки 10 — «едва, едва» — идиоматичный повтор. В следующем сегменте (11–12) перенос «Голова / Его», когда местоимение оказывается после существительного, невозможно воспроизвести в силу правил английского синтаксиса.

XXIII

   Приходитъ мужъ. Онъ прерываетъ   Сей непріятный tête à tête;   Съ Онѣгинымъ онъ вспоминаетъ ⁴ Проказы, шутки прежнихъ лѣтъ.   Они смѣются. Входятъ гости.   Вотъ крупной солью свѣтской злости   Сталъ оживляться разговоръ; ⁸ Передъ хозяйкой легкій вздоръ   Сверкалъ безъ глупаго жеманства,   И прерывалъ его межъ тѣмъ   Разумный толкъ безъ пошлыхъ темъ,

¹² Безъ вѣчныхъ истинъ, безъ педанства,   И не пугалъ ни чьихъ ушей   Свободной живостью своей.

^3–4Первоначально (варианты и вычеркивания в беловой рукописи) у Пушкина муж Татьяны и Онегин вспоминали «затеи, мненья… друзей, красавиц прежних лет», чем подтверждается факт, что князь N. был старше своего родственника Онегина лет на пять-шесть, не больше, т. е. ему было около тридцати пяти лет.

В напечатанном тексте прославленной, но по существу трескучей политико-патриотической речи, которую 8 июня 1880 г. при стечении истерически восторженной публики произнес на открытом заседании Общества любителей российской словесности Федор Достоевский, тогдашний сверх всякой меры захваленный автор сентиментальных и готических романов, рассуждая о Татьяне как «положительном типе русской женщины», пребывает в странном заблуждении, будто ее муж — «честный старик». Помимо этого, Достоевский убежден, что Онегин «скитается… по землям иностранным» (т. е. повторяет ошибку Проспера Мериме, писавшего в «Исторических и литературных портретах» [Париж, 1874], гл. 14: «Онегин принужден на многие годы покинуть Россию») и что он потерялся «в новой блестящей недосягаемой обстановке», — иными словами, становится ясно, что Достоевский, собственно, не прочел «ЕО».

Публицист Достоевский был одним из пламенных вещателей тяжеловесных банальностей (слышимых до наших дней), грохот которых увенчивается смехотворным результатом низведения Шекспира и Пушкина до бесцветного уровня глиняных идолов академической традиции — от Сервантеса до Джордж Элиот (уж не говоря о рассыпающихся на глазах Маннах и Фолкнерах нашего времени).

¹²без педанства.См. коммент. к главе Первой, V, 7.

XXIV

   Тутъ былъ однако цвѣтъ столицы,   И знать и моды образцы,

   Вездѣ встрѣчаемыя лицы, ⁴ Необходимые глупцы;   Тутъ были дамы пожилыя   Въ чепцахъ и въ розахъ, свиду злыя;   Тутъ было нѣсколько дѣвицъ, ⁸ Не улыбающихся лицъ;   Тутъ былъ Посланникъ, говорившій   О государственныхъ дѣлахъ;   Тутъ былъ въ душистыхъ сѣдинахъ¹² Старикъ, постарому шутившій,   Отмѣнно тонко и умно,   Что нынче нѣсколько смѣшно.