Компания «Гезельшафт»

— Прекрасный пример того, как можно исказить правду. В прошлом году осадков в этом районе было меньше обычного, поэтому всем не хватало воды. Хозяйство, расположенное от нас вверх по течению, взяло долю воды больше, чем обычно, и оставило меньше для нас. Нам тоже пришлось использовать много воды, и из-за этого не хватало колонии.

— Значит, Рамос все-таки потерял свою пшеницу? — переспросил Максвел.

— Мы снова сделали им предложение о продаже, — пояснил Адлер. — Денег мы бы дали им, конечно, меньше, чем в прошлом году, потому что уменьшилось то, что они могли бы предложить. Мы ничего не имеем против колонии, но она всегда была для нас досадной помехой. Ее владения разбросаны в этом районе повсюду, где проходят паши коммуникации. Работа идет менее эффективно из-за того, что они все время у нас под ногами.

Дождь то прекращался, то снова лил, накидывая на лес тончайшую паутину, которая при первых же проблесках солнца вспыхивала разноцветными нитями. Внезапно деревья кончились, и они въехали в район страшных разрушений. Но гибли здесь не люди, то была Хиросима для леса, Сталинград для деревьев. Здесь находилось поле боевых действий ударных частей компании «Гезельшафт», которые вступили в схватку с природой: чудовищные бульдозеры и огромные механизмы на гусеничном ходу, которых Максвел никогда раньше не видел, шли атакой на молодую поросль леса, рубя ее своими железными руками. Маленькие серые солдаты «Гезельшафта» сновали позади машин, поливая подлесок воспламеняющейся жидкостью и поджигая ее. Завыли пилы, и клин высоких стройных деревьев весь целиком плавно пошел вниз, издавая тонкий визг ломающейся древесины; лианы струились с них, как волосы.

— Что тут творится! — воскликнул Максвел. Он совершенно не ожидал увидеть здесь в столь огромном масштабе то, что считал вандализмом.

— К сожалению, такие вещи невозможно делать аккуратно. Я бы сам с радостью навел здесь порядок, потому что для меня неаккуратность всегда ассоциируется с неэффективностью. Мы экспериментируем с новыми механизмами, учимся на собственных ошибках. Вот эти лесоповалочные устройства испытываются нами впервые. Они были сконструированы специально для нас, но эффективны только на небольших деревьях, и поэтому не очень производительны. Мы ведем борьбу за время, нам всегда приходится соизмерять потери с прибылью.

Визг пилы отдавался в голове Максвела болью. Он вдруг почувствовал, что ему жаль высокого дерева, которое в этот момент охватили извивающиеся вихри дыма, расцвеченного языками пламени. Казалось, дерево все сжалось, когда в одно мгновение сморщился миллион его листьев и веточек. Большая белая птица поднялась с верхушки и тотчас упала на землю. Через просеку медленно проползли клубы дыма. Максвел закашлялся.

— Никогда не видел такие большие деревья, — сказал он скорее себе, чем Адлеру.

— Каждое из них распиливают на десять или даже больше бревен, — откликнулся Адлер. — И каждое бревно тащит один самый мощный лесовоз.

— Вы ничего здесь не испытываете? — спросил Максвел.

— Что не испытываю? — переспросил Адлер.

— Я имею в виду, вас не трогает это? Неужели совсем никак не трогает?

— Почему же. Я испытываю волнение. Это захватывающее зрелище. Можно было бы даже снять документальный фильм.

— Ведь это как поле боя.

— Да, чем-то похоже. Тоже потрясает.

— А меня скорее подавляет. Когда я вижу, как падают эти высокие деревья, у меня внутри все обрывается.

Адлер рассмеялся.

— Подобные ощущения скоро проходят. Вы скажите себе, что такие вещи неизбежны, вот и все. Это часть неотвратимого процесса. Я перестаю думать о деревьях как о таковых. Они для меня теперь природные ресурсы. Вы бы тоже так думали, если бы занимались нашим делом.

— Да, наверное.

— Расчистка леса — необходимая прелюдия к увеличению мировых запасов продовольствия. В этой стране выживает только один ребенок из четырех. Всем жалко видеть, как гибнет лес, но если выбор стоит между девственным лесом и недоедающими детьми, то мы должны предпочесть детей.

От этой проповеднической болтовни уважение Максвела к Адлеру резко пошатнулось. Ему хотелось сказать: «Ганс, мы же деловые люди и реалисты, ради бога, не будем пытаться дурачить друг друга». Неужели он сам верит тому, о чем лицемерно вещает? В таком случае это еще хуже.

У Максвела создавалось впечатление, что Адлера не проймешь иронией, и, возможно, поэтому он не относится к тем, кто легко обижается. Поэтому Максвел решил задать провокационный вопрос:

— Кажется, вы мне говорили, что собираетесь отдать под говядину двести тысяч акров земли?

— Да, это наше намерение и паша надежда, — ответил Адлер.

Его слова прозвучали как заявление миссионера, сделанное с высоты проповеднической кафедры.

— А что насчет тех тридцати тысяч акров, на которых вы уже сейчас выращиваете говядину? Вы продаете это мясо местным?

— Немного.

— Очень немного. Все лучшее идет на ваш новый мясокомбинат, и вы продаете его продукцию в Японию.

Адлер был ласково вежлив и неуязвим, готовый согласиться с этим неприглядным, но незначительным фактом.