Компромат

Чубаристов застыл. Она почти угадала. Мать мыла его, правда, не до семнадцати, но уж до четырнадцати — точно. Ванна наполнялась водой на одну помывку. «Титан» приходилось топить дровами. Экономили. После матери и двух сестер наступала очередь Виктора. Он лез в остывшую, мутноватую, с клочьями серой пены воду, и тут входила мать…

— Не надо, — сказал Чубаристов тихо. — Мать не трогай.

— Я не мать, а тебя, — улыбнулась вдова. — Скажи честно, тебе сначала было стыдно, а потом мучительно нравилось, да?

— Не надо.

— А что так? Стыдно? Тебе стыдно?! — обрадовалась вдова. — Витенька, — «сладким» голосом передразнивала она его мать, — тебе не надо стесняться мамочку. Я же тебя родила, я все твои писечки-попочки видела…

Чубаристов встал.

«Так тебе и надо, придурок, так тебе и надо!» — подумал он.

— Витенька, а ты писечку свою не трогаешь? Никогда этого не делай, ручки отсохнут. Ну, ударь, ударь…

Виктор шагнул к ней. Она не отпрянула. Она улыбнулась.

«Ах, вот как мы сегодня? — мелькнуло горячечно. — Мы сегодня так?!»

Он схватил ее за волосы и запрокинул лицо.

Она не сопротивлялась. Он пригнул ее голову вниз, прижал к своей промежности. Она со стоном вздохнула, расцепила руками молнию и впилась губами в его плоть.

Перемена власти произошла моментально.

Теперь уже он был властителем. Жестоким и изощренным. А она со сладостными стонами исполняла любые его, даже самые отвратительные прихоти.

Его фантазия вдруг начала работать в каком-то неведомом извращенном поле. А она, словно проникая в его мысли, опережала эти фантазии.

Бурное начало сменилось длительным, томительно-жутким продолжением. Она начала мастурбировать, показывая ему бесстыдно, как это делается, раскрываясь вся.

— Смотри, — поворачивала его голову к зеркалу, — смотри…

Это был красный морок. Это был черный туман.

Чубаристов ударил ее. Ударил сильно.

Но она только завыла от наслаждения.

— Еще! Еще!

И впилась зубами в его тело.

Когда волна накрыла его с головой, он решил, что сейчас умрет. Сердце остановилось. Он открывал рот, а вдохнуть не мог. Потом свалился на пол и забился в конвульсиях. Кажется, она тоже билась и что-то кричала.

Потом в ушах был звон, словно рядом взорвалась шутиха.

— Закроешь дверь за собой, — сказала она, скрываясь в ванной.

Он на кисельных ногах доплелся до двери. Сердцебиение еще не восстановилось, дыхание было судорожным, но мысль была четкой:

«У-у! Сука…»

Среда. 21.10–22.31

Они влетели в подъезд, едва не сбив с ног соседского пацана, волокущего на спине велосипед. Велосипедный звонок жалобно звякнул, ударившись о стену.

Бабулька, стерегущая входящих на своем балконе, не успела и рта раскрыть.

Запыхавшийся Порогин мчался следом за Дежкиной, сжимая в руке ее сумку, и едва-едва поспевал.

Он и не подозревал, что наставница умеет так хорошо бегать.

Пять минут назад они поймали такси, точнее сказать, остановили его грудью — Дежкина вылетела на проезжую часть и встала как вкопанная перед несущейся на нее машиной — водитель едва успел затормозить.

Пока он орал, брызгая слюной и в ярости сжимая пудовые кулаки, Клавдия плюхнулась на заднее сиденье и назвала адрес.

У нее был такой вид, что матерый шоферюга осекся, машина взревела и помчалась на красный свет.

Игорь с замиранием сердца следил за светофорами, а на поворотах цеплялся за дверную ручку.

Наконец, взвизгнув тормозами, такси затормозило у подъезда, и Дежкина, не глядя высыпав в ладонь водителя деньги из кошелька, вывалилась из машины.

Дверь квартиры открыл Федор Иванович.

Он поглядел на Клавдию как очумелый и выпалил:

— Ну, что?!

И Клавдия эти же слова в тон ему:

— Ну, что?!

Они уставились друг на друга, одновременно осознав, что никаких новостей нет и задавать вопросы бессмысленно.

Клавдия привалилась к дверному косяку, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги.

Игорь Порогин топтался на лестничной площадке, не решаясь войти.

— Здравствуйте, Федор Иванович, — робко произнес он.

Дежкин не сразу узнал Порогина, потом кивнул и поплелся в глубину квартиры.

Игорь осторожно взял Клавдию под локоть и усадил на стульчик в прихожей.

— Воды, — попросила Дежкина.

На висках ее блестели мелкие капельки пота.

Игорь метнулся в кухню и до краев наполнил граненый стакан.

Клавдия пила огромными глотками, захлебываясь и роняя капли на воротник.

Порогин придерживал стакан в ее трясущихся руках.

— Почему ты молчишь? — отчаянно крикнула она в пространство, отдавая стакан Игорю. — Федя, почему ты молчишь?!

— А что прикажешь говорить? — донеслось из спальни.

— Сейчас же подойди ко мне!

— Не ори на меня, — послышалось шарканье шлепанцев, и в коридоре показался Дежкин.

Игорь только теперь разглядел, что лицо его было сплошь покрыто кровоподтеками, а лоб рассекала длинная рваная царапина.

— Кто это вас, Федор Иванович? — не удержался от вопроса Порогин.

— А ты у жены моей спроси, ей лучше меня известно…

Клавдия громко всхлипнула.

— Господи, что же это, — прошептала она, — не одно, так другое… Федя, объясни же наконец. Кто звонил, когда?

Супруг насупился, недружелюбно поглядев на Игоря.

— А при нем можно?