Конечная остановка

Ему пришлось спуститься к ужину. Отец заглянул мимоходом в столовую. Он отказался от супа и рыбы, съел два банана и заперся у себя в кабинете, собираясь разобрать почту. Он пребывал не в том настроении, чтобы вести беседу. Тишина в доме становилась невыносимой. В восемь часов Люсьен включил телевизор. В конце передачи он услыхал то, чего так жаждал: несколько кадров и торопливый комментарий. Комиссар Мешен, рядом с которым стоял Шеро, заявил, что расследование продвигается вполне успешно. В его руках серьезные улики, и он почти уверен, что в скором времени все выяснится. Серьезные улики? Что это означает? И почему ни слова об Элиан? «Она хочет свести меня с ума!» Еще одна мучительная ночь! А завтра похороны, словно прелюдия к аресту. Ибо ясно, что скоро наступит конец. Ему следовало бы бродить возле отеля «Сантраль». Она наверняка укрылась там, у своих родителей. Оттого, что он все время перебирал одни и те же предположения, ни одно из которых не выдерживало серьезной критики, голова его раскалывалась, словно в ней копошились черви. И опять все то же! Снотворное! Постель! «Что я такого сделал, чтобы на меня обрушилось это несчастье? Но завтра…»

В восемь утра он включил канал «Франс интернасьональ». И опять ничего. Никакого намека на нантское дело. Просто кошмар какой-то. Он решил не ходить в лицей. Он по горло сыт этим лицеем. Марте он сказал, что устал.

— Оно и видно, — согласилась она. — Есть отчего прийти в уныние. Если бы только поймали головорезов, которые похитили эту бедную барышню! Мой сын рассказывал вчера вечером, что они все ищут ее друга, того самого Филиппа. Им известно, что он в отъезде, но они еще не нашли его.

Филипп! Люсьену плевать на него. Раз Элиан должна с минуты на минуту появиться, Филиппу ничто уже не грозит. Он вне опасности. Когда он вернется, Элиан снова будет с ним, и оба они всласть посмеются над школьником, вскружившим себе голову, как последний дурак. Проходили часы. Стоило зазвонить телефону, как сердце у него замирало. Больные записывались на прием. Он мог бы отвечать вместо Марты, но голос его не слушался; Люсьен чувствовал, как он дрожит, не подчиняясь ему.

Он послал Марту за газетой. Напрасно. Газета перемалывала уже известные события. Если бы Элиан очутилась в полиции, тут уж не обошлось бы без громадных заголовков. Но, может быть, комиссар готовит какой-нибудь трюк? Он вполне способен появиться на кладбище и назвать имя виновного перед собравшейся толпой. Люсьен грыз ногти, кусал губы, воображая себе картины предстоящих событий, хотя заведомо понимал их абсурдность, и тем не менее они имели то преимущество, что занимали и отвлекали его. Иначе он так и не смог бы оторвать взгляд от часов. В какой-то момент он чуть не отказался от мысли пойти на похороны. Но потом, словно приговоренный, стал приводить себя в порядок. Вытащил темно-синий выходной костюм, тот самый, что наденет в день суда… А бывает ли суд над несовершеннолетними? Во всяком случае, не обойдется без судей, адвокатов, журналистов. Его спросят: «Что вы собирались делать с этими деньгами?» На суде выступит отец. «Я старался, воспитывал его как мог», — скажет он. Его ожидал позорный путь. Он пошел на кладбище.

Снова наступили холода. Руки и ноги у него заледенели. Пробравшись между могилами, он присоединился к группе, собравшейся у открытой ямы. Некоторые из его одноклассников окружили надзирателя и директора, одетых во все черное, в черных перчатках, строгих, торжественных. Он встал сзади, часто оглядываясь по сторонам, чтобы ничего не упустить из виду. Полицейских нигде не было. Элиан не появлялась. Он очень удивлялся.

Похоронная процессия. Гроб. Священник. Только Люсьен помнил Эрве еще живым, Эрве, у которого достало сил прошептать: «Это мы для смеха». Он незаметно вытер щеки. Мороз впивался в мокрую кожу. Между ног присутствующих он заметил опускавшийся гроб, светлый и гладкий, словно байдарка. Падая на него, земля издавала страшный полый звук. Элиан уже не придет. Может, она вместе с комиссаром Мешеном и инспектором Шеро ждет его у входа на кладбище? На ум ему приходило невесть что. Он даже забыл окропить могилу святой водой. Семья собралась на обочине аллеи. Рукопожатия. Поцелуи. Всхлипывания. Он подошел к матери Эрве, но мысли его витали далеко отсюда.

— Спасибо, Люсьен. Ты был ему братом.

Он отошел с опустошенным сердцем. Неужели кто-то положит ему руку на плечо? Неужели кто-то скажет: «Полиция!» Неужели все произойдет как в кино? Ибо теперь он стал персонажем их хроники. Парнем, на фотографию которого с отвращением будет смотреть вся Франция. Он вышел за ворота, слегка сутулясь, ожидая самого худшего. У тротуара не стояло ни одной машины с сигнальной сиреной. И ни одной подозрительной фигуры в поле зрения.

Новость ему сообщила Марта, и как раз в тот момент, когда он снимал плащ, удивляясь тому, что все еще находится на свободе.

— Ее убили.

— Кого?

— Вашу учительницу. Я только что слышала по радио.

— Мадемуазель Шателье? Нет!

— Правду вам говорю. Ее тело нашли в кювете. Ее задушили.