Не теряя ни минуты, он пошел в гараж и открыл пошире дверь, чтобы лучше видеть. В углу, среди покрытых паутиной банок с краской, лежала садовая утварь. Взяв лопату, он обошел лачугу. Позади нее простиралась невозделанная земля, которую отец Корбино собирался, возможно, превратить когда-нибудь в сад. Пропитанная водой земля была мягкой. Он вырыл глубокую яму, где извивались черви, и бросил туда все, что могло напомнить о пленнице: банки из-под консервов, бутылки, куски заплесневелого хлеба, всякие отбросы и конечно же мешок для белья. Он долго колебался в отношении принесенного из дома одеяла и в конце концов решил увезти его. Разровняв землю, он еще раз внимательно осмотрел все вокруг. Нет, никаких следов не осталось, за исключением сломанного замка. Но пройдут месяцы, прежде чем кто-либо заметит эту деталь. Да и какие выводы можно из этого сделать? Он запер все двери, накрыл чемодан одеялом и, прикрепив его к мопеду, бросил последний взгляд. Дом ничуть не изменился со дня похищения, когда он увидел его в первый раз. Эли-ан умерла во второй раз.
Перед тем как выехать на дорогу, ведущую в Сюсе, он выбросил связку ключей в кусты. Наконец-то он свободен. Остальное казалось детской игрой. Вернувшись в город, он поспешил на вокзал. Поставив свой мопед, он стал искать автоматическую камеру хранения… С чемоданом в руке он ничем не отличался от любого другого путешественника. Он выбрал ячейку под номером двадцать семь, потому что семь и два равнялись девяти. Хорошее число! Положив туда чемодан и заперев дверцу, он сунул ключ в карман. Оставалось отослать ключ родителям Элиан. Нет ничего проще. В зале он задержался немного у газетного киоска и успел прочитать заголовки: «Преступление в Нанте… Скоро ли будет разгадана тайна?..» Он купил «Уэст-Франс», собираясь прочесть ее позже. А сейчас он должен заняться другим. Марта ушла на рынок. Довольный тем, что остался один, он взял плотный конверт, самого распространенного образца, и мягким карандашом ровными черточками вывел адрес:
Он опустил ключ в конверт. И, уже собираясь заклеить его, задумался. Может, Шателье не догадаются, что это за ключ? Тогда он оторвал половину листка и печатными буквами написал фразу:
ВАШ ЧЕМОДАН НАХОДИТСЯ НА ВОКЗАЛЕ В КАМЕРЕ ХРАНЕНИЯ.
Провел по краю языком. Проверил, хорошо ли запечатан конверт. Из предосторожности он опустил его в почтовый ящик на другой улице, потом зашел в кафе, чтобы наконец прочитать газету.
Вскрытие, которое произвели в срочном порядке, позволило установить, что смерть наступила около сорока восьми часов назад. Но одна деталь потрясла Люсьена: в статье говорилось, что молодая женщина находилась в состоянии кахексии. Вероятно, это свидетельствовало о том, что тюремщики плохо ее кормили. Слово «кахексия» он встречал впервые, однако догадывался, что оно означает худобу или слабость или что-нибудь в этом роде, и не мог согласиться с подобным диагнозом. Это выглядело глубоко несправедливо. Он сделал максимум возможного, и не его вина, если…
Он продолжал чтение.
Люсьен вспомнил терпеливо выпиленное дерево вокруг замка и без труда представил себе нескончаемые часы усилий при свете свечи, приступы отчаяния и снова чудовищную подрывную работу. «По сути, я никогда всерьез не задумывался над тем, что она делает, когда меня нет, — подумал он. — Если бы я знал!..» Однако ему пришлось признаться, что даже если бы он и знал, то это все равно ничего не изменило бы. Он тоже попал в плен, как и она.