Читаем Конец сезона полностью

Кажется, ни разу не напивался до полусмерти. Всегда вовремя умел сказать «нет». Не знаю, правда, помогает мне в жизни этот принцип или наоборот, лишает меня сотни забавных и невероятных историй, которые могли бы произойти, оставшись я на еще одну пинту, а не уйдя домой, пока веселье еще в самом разгаре. Кто знает. Судя по рассказам моих друзей, я многое пропускаю. В такие моменты я все время думаю: «Какого черта?». Получается, что мы запоминаем один и тот же вечер абсолютно по-разному. Я помню его довольно обыденным: несколько кругов напитков в баре, разговоры, приправленные толикой воспоминаний о былом, да и только. Друзья же потом рассказывают мне невероятные истории, которые произошли после моего ухода. Будто все веселье начинается ровно тогда, когда за мной захлопывается дверь такси, которое мчит меня домой. А может, так оно и есть. И это вовсе не случайность, а детально проработанный план. Может, мои друзья воспринимают меня как человека, с которым невозможно веселиться так, как они того бы хотели. Осознавать это довольно паршиво. Поэтому я продолжаю верить в то, что все это – не более, чем просто дурацкое совпадение.

Задумываясь о разном, я сам не замечаю, как проходит время. Для меня совершенно нормально бывает погрузиться в мысли настолько сильно, чтобы пропустить нужную остановку в метро или очнуться за несколько километров от того места, где я помню себя в последний раз. Уж если что-то захватывает мое сознание, то оно практически вытесняет все остальные мысли. В такие моменты я могу казаться со стороны особо рассеянным и потерянным, а может, даже грустным. Но это все – обманчивое впечатление. На самом деле я просто застрял где-то глубоко в своих мыслях. Распутываю тугие клубки воспоминаний, аккуратно выуживая оттуда выводы, как нитки из старого свитера.

Электричка тянула меня и еще с пару десятков пассажиров на юг, к побережью. Утренний час пик, когда пригородные поезда становились похожими на банки с сардинами, уже прошел. В будни эти маршруты были забиты до отказа служащими, спешащими из пригорода на работу. Каждый день с понедельника по пятницу они стабильно заполоняли вагоны. Скорее всего, большинство из них уже знали друг друга в лицо. Еще бы. Успеешь тут познакомиться, когда тащишься минимум час до города, да еще и вечером в обратном направлении. Я бы вряд ли так смог. Жить в пригороде и работать по графику, тратя чертову кучу времени на дорогу. Так вся жизнь и пройдет в рассматривании мелькающих картинок за окном. Хотя, если задуматься, я трачу на дорогу на работу ничуть не меньше. Разница лишь в том, что эти ребята хотя бы видят каждый день уютные станции небольших поселений, ребятишек, гоняющих овец в поле, так что могут немного расслабиться после тяжелого рабочего дня, наблюдая за тем, как течет жизнь за окном. Я же вижу только каменные своды тоннелей из вагона метро. Каждый человек в этой угрюмой толпе сосредоточенно молчит, фокусируясь на поручнях, с головой уходит в книгу, или притворяется спящим, старательно не замечая вновь зашедших женщин в положении, которым явно следовало бы уступить место.

Вот честно, практически каждая поездка на метро, особенно в час пик, заставляет меня все чаще думать о том, чтобы перебраться из этого переполненного города в местечко поспокойнее. Невыносимо спертый запах, что обычно присущ метрополитену в принципе, проникает в мои легкие, становится частью меня и, кажется, я уже никогда не почувствую ничего, кроме этой дикой смеси сырости, пота и чьих-то духов. Но вот объявляют мою станцию. Я выхожу и попадаю в стремительный человеческий поток, что несет меня к выходу. Даже не сопротивляюсь, потому что вырваться из него практически невозможно. Только оказавшись на свежем воздухе, я могу набрать воздух полной грудью и, наконец-то, отвлечься. Пройдясь немного, я забываю и о тесном вагоне, и о затхлом воздухе, что томится под сводами метро, и о своем желании переехать. Память – удивительная вещь. По крайней мере, моя. Я с такой легкостью забываю плохие моменты, что, кажется, их и не было вовсе или они произошли не со мной.

Хотя, конечно, любое неприятное событие оставляет шрам, в первую очередь, на сердце. Такой, что его не видно никому кроме тебя. Рубцы от порезов на коже затягиваются довольно быстро – в большинстве случаев остаются едва заметные светлые полосы, на которые даже внимания не обратишь, если не приглядываться. Но если бы каждая боль, что переживает человек, оставалась шрамом на теле – к концу жизни мы были бы покрыты ими с ног до головы.

Так что я благодарен хотя бы тому, что моя память умеет со временем стирать боль, словно прибой – следы на песке. Не копить же обиды вечно. Предпочитаю оставлять в своих пыльных ящиках подсознания только приятные воспоминания. Места там еще предостаточно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее