Конец заблуждениям

– Вот это шоу ты устроила на прошлой неделе! – воскликнула она, дергая Джину за рукав. Та лишь пожала плечами с понимающей, даже кокетливой улыбкой.

– Разве маленький огонек может остановить представление?

Вайолет изучала Джину, накрашенные зеленым глаза были неподвижны.

– Честно говоря, я всегда считала, что ты слишком нормальная, но я ошибалась. Теперь я вижу в тебе что-то… что-то по-настоящему сумасшедшее.

Вайолет ухмыльнулась, обнажив крупные зубы с заметной щербинкой – недостаток, который, по мнению ее родителей, в их кругах было лучше не исправлять.

Джине на секунду показалось, что это оскорбление. Было время, когда ее возмутило бы, что ее назвали сумасшедшей, но теперь, услышав это от Вайолет, она почувствовала облегчение: ее приняли, заметили. Она ощущала в себе что-то необычное, но не считала это каким-то даром, пока об этом не сказала Вайолет.

– Мы собираемся в Нью-Йорк на эти выходные, – бросила Вайолет с небрежным видом. – Присоединишься?

– С удовольствием, – ответила Джина, чувствуя непреодолимое желание оставить позади защищенный мир кампуса и отправиться на разведку. – Хотя мне негде там остановиться.

Вайолет заверила, что у нее есть место, которым Джина могла бы свободно пользоваться:

– В любое время.

Приглашение уже несло в себе ощущение будущих приключений. В городе Вайолет повела Джину в центр на танцевальное представление. Театр находился на пересечении Первой авеню и Девятой улицы – простой зрительный зал с колоннами, местами загораживающими обзор. Снаружи здание было из красного кирпича, институциональное – совсем не походило на театр. Как Джина потом выяснила, раньше в нем размещалась государственная школа.

Шоу, которое она увидела той ночью, сначала смутило, а затем и удивило ее. Казалось, оно разрушило все ожидания, которые связывали ее. Танцоры выглядели такими непохожими друг на друга, высокие и низкорослые, долговязые и толстые – все в разных костюмах, которые вполне могли бы быть их настоящей одеждой. Временами они прекращали танцевать, садились и даже разговаривали друг с другом или со зрителями – у танцоров есть голоса! – и в спектакле были движения, которые делались с ошибками и которые, как поняла Джина, предназначены для того, чтобы выглядеть именно так, чтобы подорвать непогрешимость танцоров, вызвать у зрителей сомнение, которое затем было бы высмеяно каким-нибудь виртуозным актом. В ту ночь все представление о танцовщице, о том, что такое танцовщица, повисло в воздухе, и Джина почувствовала себя одновременно неуверенной и изумленной.

– Это было невероятно, – призналась она подруге после шоу, хотя Вайолет была менее впечатлена.

Джине потребовалось много времени, чтобы понять предысторию такой работы, как много было позаимствовано у других, более значительных фигур в мире танца, однако ничто из этого не изменило того удивления, которое она испытала в ту ночь, когда была еще слишком молода и не образована, чтобы сформировать более взвешенную реакцию. Взвешенные реакции могли прийти позже – а в тот момент ей было необходимо удивляться.

– В любом случае это было невероятно! – с энтузиазмом настаивала Джина, схватив свою новую подругу за руку. – Я хочу когда-нибудь танцевать так же.

– Я уверена, ты сможешь все. – Вайолет была впечатлена решимостью Джины и ее мечтательностью. – Уже вижу тебя через несколько лет, мягко прогибающей весь мир под себя.

Джина рассмеялась, одновременно радостно и виновато, чувствуя зависть Бетт оттого, что происходило между ними, оттого, что Джина произвела на Вайолет такое впечатление. Случилась перемена, магнетическая дружба, прочно связавшая двух молодых девушек вместе. После представления Вайолет увезла Джину и Бетт на вечеринку, куда-то на запад. Единственная маленькая лампа над столиком с напитками освещала далеко не все пространство, так что по краям комнаты люди исчезали в темноте. Время от времени Вайолет подходила, брала Джину за руку, чтобы представить ее хореографу или объявить, что только что мимо них прошла Лори Андерсон[13]. «Это Эрик Богосян?»[14] «О… боже мой, это Грейс Джонс?»[15] В темноте было почти невозможно с какой-либо определенностью разглядеть лица. Все в комнате выглядели как знаменитости, все излучали ауру значимости. Даже уродливые люди казались великолепными.

Если Вайолет намеревалась открыть Джине путь на сцену, то ей это удалось. К концу вечера Джина поверила, что такой танцовщице, как она, просто негде быть, кроме как в Нью-Йорке, работать там, где работали эти люди, жить на чердаке, подобном тому, в котором жили родители Вайолет, с открытыми балками, голым кирпичом и светом, проникающим сквозь белые занавески.

Джина ясно видела свое будущее, представляла, как должно выглядеть следующее десятилетие. Единственной частью, которую она еще не заполнила, был Дункан.